Крик ворона - Дмитрий Вересов

Она с трудом удержала себя, чтобы не броситься вдогонку за Павлом, когда он уходил на конспиративную встречу с Рафаловичем в кафе «Роза», а она стояла на лестнице и смотрела ему вслед. С собой он уносил собственное письмо ей, которое они сочиняли вместе и которое надежный человек Рафаловича должен был опустить в почтовый ящик где-нибудь, где Павла заведомо не будет. И следующие три дня они молчали, и может быть, поэтому оба чувствовали себя скованными, напряженными, компенсировали свою зажатость нарочитыми ласками и избыточной предупредительностью.

И простились они как-то по-деревянному. Павел сидел пень пнем, механически поедал прощальный обед, а она смотрела на него, подперев щеку рукой и не чувствуя ничего, кроме тупого, безотчетного раздражения. Когда он поднялся, взглянул на часы, что-то буркнул и, сгорбившись по-стариковски, вышел в прихожую, где уже стояла собранная дорожная сумка, она кинулась за ним следом, повыла немного, обняла его и поцеловала крепко-крепко. Короче, попрощалась чин-чином — все же как-никак актриса! — а внутри вся обмирала от внезапно раскрывшейся под ногами пропасти бесчувствия. И только когда дверь за ним закрылась, она бросилась в спальню, ничком повалилась поперек широкой кровати и разрыдалась в подушку. В его подушку, родную его запахом.

Ее визит к Шерову преследовал несколько целей: убедить его, что она ничего не знает о местопребывании Павла (что есть правда) и не верит в то, о чем он написал ей в письме (что есть неправда), а потому готова принять версию об умопомрачении мужа и просит разыскать его, чтобы потом помочь ему (неправда и неправда). Ее просьба никак не могла повредить Павлу — Шеров так или иначе бросился бы на розыски, если уже не начал их. Второй целью было вручить Шерову письмо Павла и тем самым пустить его по ложному следу.

Оставалось лишь надеяться, что она выдержала этот экзамен по актерскому мастерству.

— Однако долгонько ты, братец, — с легкой укоризной заметил Шеров. — Я уж замерзать начал.

Он ничком лежал на том длинном журнальном столике, за которым час назад беседовал с Таней, прикрытый махровым полотенцем.

Мускулистый брюнет снял рубашку, обнажив сильно волосатый торс, и принялся натирать руки пахучей мазью.

— Сейчас согреешься, — пробасил он. — А что долго, я не виноват. Она до самого Конькова доехала и там еще минут пятнадцать пешком по Волгина до общаги.

— Вот как?

— Фиалова Милена, стажер, чешка.

— Словачка, — поправил Шеров. — Я ее знаю. Выходит, не соврала. Действительно поехала к подруге.

— И что с того?

— Проверка на вшивость. Соври в малом — и в большом веры нет.

— А так есть? — Брюнет подошел к лежащему Шерову и откинул полотенце.

— Фифти-фифти. Имеются кой-какие нестыковки. Определенно, она знает больше, чем говорит. Впрочем, этим отличаются все неглупые люди. А способ проверить ее искренность я найду.

Брюнет положил мощные ладони на спину Шерову и начал разминать.

— А может, попрессовать ее немного? Для уравнения? — задумчиво спросил он.

— Хватит, допрессовались уже. Но следить за каждым шагом, докладывать мне... Ой-й, ну на фига ж так сильно?!

— Терпи!.. Ну, найдешь ты Чернова, а дальше что?

— Убью... Что застыл? Приступ гуманизма?

— Нет, просто... Тебе же не велели. Он покосился на портрет прекрасной всадницы. Шеров, поднявший голову, перехватил его взгляд.

— Она теперь далеко. Не узнает. А узнает — так не достанет.

— Ларик тоже так думал. Царство ему небесное. — Брюнет перекрестился. — Да и надо ли? Болтать он не станет, а если и станет; то кто ж ему поверит? Или из принципа?

— Не в принципах дело. — Шеров сел и набросил на плечи полотенце. — А в совокупности обстоятельств. Мы изначально прокололись в подборе кадров.

— С Черновым?