Крик ворона - Дмитрий Вересов

Вдоль внешней стены с тремя высокими окошками по отлогой дуге тянулась скамья, обитая красным плюшем. Перед скамьей стояло пять-шесть овальных столиков с придвинутыми стульями, тоже обтянутыми красным. К внутренней стене примыкала стойка, за которой колдовал Джулиан в поварской курточке, а чуть дальше — небольшая пустая эстрада. Перед стойкой высился ряд высоких круглых табуреток, на одной из которых сидела спиной к залу растрепанная пышнозадая блондинка. За самым дальним столиком, около двери — точной копии той, в которую вошла Таня, — сидела вчерашняя китаянка и о чем-то оживленно болтала с миниатюрной соседкой, лица которой Таня не видела. Чуть ближе в гордом одиночестве восседал худой и лысоватый пожилой мужчина с лисьей мордочкой. Сгорбившись, почти уткнув в тарелку длинный нос, он сосредоточенно ковырял вилкой. На скамье возле третьего столика в изломанной позе полулежала очень тощая и невероятно бледная дама со взбитой темной прической и огромными трагическими глазами, которые казались еще огромнее в обрамлении черных синяков. На стуле, лицом к Тане, за тем же столиком разместилась еще одна женщина — широкоплечая, черноволосая, жилистая, с плоским, глуповатым крестьянским лицом. Тети Поппи не было видно.

С ближайшего столика Тане замахал рукой Дарлинг.

— А, вот и ты. Добро пожаловать. Ланчи выдают вон там, — он ткнул пальцем в направлении стойки и Джулиана.

Таня прошла к стойке, спиной уловив на себе взгляды всех присутствующих, и встала напротив Джулиана.

— Доброе утро, мэм, — скривив толстые губы (и как только умудрился?) в некоем подобии улыбки, бросил Джулиан. — Йогурт, апельсин, рисовые хлопья с молочком, ореховые хлопья с молочком, яичница с беконом, сосиска, булочка, джем, масло, кекс, кофе, чай, сливки, сахар?

— Добрый день, Джулиан! — громко и приветливо произнесла Таня. — Все, кроме чая... и, пожалуй, хлопьев. Его улыбка сделалась более отчетливой.

— Да, мэм.

Он поставил на стойку поднос и принялся проворно закидывать на него всю снедь, перечисленную, а точнее, не перечисленную Таней. Она с трудом донесла переполненный поднос до столика. Дарлинг хмуро смотрел, как она разгружает еду.

— У тебя десять минут, — сказал он. — Мы едем на вернисаж.

— Прости, на что? — И подумать не могла, что он, оказывается, интересуется искусством.

— Выставка в художественной галерее, — пояснил он. — За нами заедут.

Она успела и доесть, и спокойно выкурить первую, самую сладкую, сигаретку. Дарлинг сидел как на иголках, дергал головой на каждый звук, доносящийся с улицы. Наконец, когда оттуда промурлыкал три ноты автомобильный клаксон, он с заметным облегчением встал и буркнул Тане:

— Пошли.

У подъезда стояла доподлинная «антилопа-гну», словно только сейчас съехавшая с трассы Удоев — Черноморск, или как там было у классиков. Колымага, изобретательно склепанная из разных подручных материалов на основе древнего «шевроле» с откидным верхом. И парочка в ней восседала довольно живописная. Юноша томный, тоненький, кудрявенький, чистенький, в бархатном костюмчике, а за рулем — бородатый, широкий, в драном свитере, настоящий пират. От первого, как и следовало ожидать, несло розовой водой, от второго — потом и вонючим табаком. На Таню они прореагировали по-разному. Юноша состроил недовольную физиономию, а бородатый плотоядно оскалился.

— Эй, Дарлинг, эта бимба с нами? — крикнул он. Юноша дернул его за рукав, и бородатый замолчал.

— Это Таня, она из России, — сказал Дарлинг, подведя ее к антикварному авто.

— О, Россия! — восторженно заорал бородатый. — Я Иван Ужасный!

— На самом деле его зовут Бутч Бакстер, — индифферентно проговорил Дарлинг.

— А это Стив Дорки, — сказал Бакстер, едва не задев пальцем аккуратный носик томного юноши.

— Рад познакомиться, — кисло отреагировал тот определенно врал.