Стриптиз в кино - Нэнси Бартоломью

Фрэнсис молчал. Он видел, что я разговорилась, и, наверное, хотел послушать. Я не обманула его ожиданий.

— Знаю, ты считаешь, у меня позорная профессия. Что-то похожее на потаскуху. И что бы я ни сказала, ты не изменишь своего мнения. Что ж, дело твое, но я считаю иначе. Если хочешь знать, я отчасти циркачка… клоун, а с другой стороны, врач… да, да… даже священник — для тех, перед кем танцую. Я им и сестра, и мать, и жена… Не кривись!.. Порой я выслушиваю от них то, чего они не скажут своему психотерапевту, если тот у них есть… Они воображают, что я принадлежу им, что стоит махнуть пальцем или кошельком, и я… Пускай так думают, если им от этого легче. Мне не мешает. Я делаю свое дело, Фрэнсис. Доброе дело. И кстати, имею неплохие бабки, что, по-моему, куда лучше, чем висеть, как камень, на шее у своей семьи… Ладно, извини. Вот я и высказалась… А ты сам разве никогда не попадал в переделки?

Фрэнсис не отвечал. Просто смотрел на меня. Глаза у него были темные, но очень яркие. Что ж, выговорюсь хоть немного.

— Удивительно, — продолжала я, — никто не уважает танцовщиц, подобных мне, но почти все приходят на нас поглазеть, а зачастую излить свои секреты, беды, обиды, невзгоды, семейные и деловые. И получают облегчение. Почему же так, а?.. Только не уверяй меня, что ты никогда не бывал там, у нас, в Бивер-клубе, который в Верхнем Дерби. Я точно знаю, ты туда наведывался.

После моих заключительных слов мне даже захотелось плакать — жалко стало себя, тех, кто приходит к нам… вообще всех людей. Живых и мертвых. Винус, Фрости, Барбони…

Фрэнсис, перегнувшись через стол, взял меня за руку.

— Мир, — сказал он. — Ты многое мне объяснила. Хотя не совсем убедила. Но я твой брат и люблю тебя. И помогу во всем, в чем нужно… Что касается твоих танцев… Может, ты и права, но, когда я думаю, что этим занимаешься ты, во мне все переворачивается. Это как с негритянским вопросом… Вообще-то равенство, равноправие и все такое, но когда белый думает, что его дочь выйдет замуж за негра или сын женится на черной, сама знаешь, как бывает. И наоборот тоже… Конечно, ты не нуждаешься в моем одобрении, однако стоит представить, как эти подвыпившие типы там на тебя глазеют… Да что говорить, не нравится мне это!

Фрэнсиса тоже повело высказаться, и я была рада этому.

— Пускай глядят, как им хочется, — ответила я. — Все равно я в выигрыше. Хотя бы потому, что они, а не я опустошают свои кошельки.

Мой брат криво усмехнулся и пожал плечами, а я решила прекратить диспут. Некоторое время мы сидели молча, глядя в окошко на пустынную улочку. Потом он заговорил:

— Как по-твоему, что должен носить мафиози из Нью-Джерси, когда оттягивается? Гавайская рубашка и темные очки подойдут? Или темный костюм и галстук в горошек?

Мы одновременно рассмеялись. Я встала со стула, подошла к нему и обняла.

— Как я люблю тебя, Фрэнсис, если б ты только знал, — пробормотала я в его плечо.

— А я тебя еще больше, — сказал он.

Глава 25

До нашего с Фрэнсисом отъезда на деловую встречу я ненадолго заглянула в трейлер к Рейдин, и мы провели там заседание военного совета. Так, на всякий случай.

Ресторан с баром “У Эрни” находится на самом берегу, веранда, можно сказать, касается волн залива Сент-Эндрюс. Рядом — здания делового центра, и, кроме служащих, в этом районе всегда полно туристов, просто прогуливающихся людей. Сам ресторан тоже пустует редко — здесь вкусно кормят, и пиво всегда свежее. Но я выбрала его не из-за хорошей кухни, а потому, что в три часа тут самый пик: чиновники кончают работу и хотят побаловаться пивком, и того же самого хотят сменяющиеся в это время со своих постов охранники и полицейские в штатском. Я-то уж знаю.

Так что, с одной стороны, если начнется, не дай Бог, стрельба, то в такой толпе куда меньше шансов, что пуля попадет именно в тебя; а с другой стороны, еще меньше шансов, что стрельба вообще начнется.