Сверху и снизу - Лаура Риз (2001)

— Именно это Фрэнни сказала вашим родителям. Они так и не узнали правду — ни насчет ее пальца, ни насчет Билли.

Я опускаю взгляд.

— Но вы-то знали. Вы могли бы объяснить ей, что здесь нет ее вины. Она была еще ребенком; ей не хватило бы сил, чтобы его спасти.

— Думаете, я не пытался? — мягко говорит М. — Конечно, я объяснял ей, что она не виновата, но Фрэнни ничего не хо тела слушать. Ее чувство вины было слишком сильным. Она упрекала себя даже за смерть ваших родителей.

Я смотрю на него непонимающим взглядом.

— Если бы Билли не умер, они не уехали бы в Монтану и не погибли бы там в автомобильной катастрофе.

Я молчу, думая о тех алогичных мыслительных процессах, которые происходили в сознании Фрэнни. Если бы я знала правду, то, возможно, смогла бы ей помочь, по крайней мере попыталась бы. Но она все рассказала М., а не мне, своей сестре.

— Почему она не поделилась со мной? — вслух говорю я, однако М. не отвечает. Мы оба знаем ответ на этот вопрос.

— Сядьте. — Он поворачивается ко мне. Когда я приподнимаюсь, М. заключает меня в свои объятия. Моя голова лежит у него на груди, и я чувствую теплоту и мягкость его свитера. Его сегодняшняя демонстрация не убеждает меня в том, что М. не убийца, но я не боюсь его. По крайней мере не боюсь сейчас. Я просто хочу, чтобы кто-нибудь меня обнимал.

Глава 17

Вот уже несколько недель я приезжаю к М., когда бы он ни позвонил. Он все время преподносит сюрпризы и никогда — по крайней мере до сих пор — не бывает скучен. Когда я узнаю, что мне предстоит с ним увидеться, то испытываю странное чувство — отчасти это радостное возбуждение, но в основном страх. Я никогда не знаю, чего мне от него ожидать: в один день он может быть внимательным, в другой — жестоким, в третий — играть роль доброго папаши. Я понимаю теперь, чем он привлекает женщин. У него, как писала в своем дневнике Фрэнни, есть профессиональное умение внушать к себе любовь; он, как Протей, способен изменять себя, становиться таким, каким вы хотите его видеть. Вначале я была совершенно уверена в своих силах, уверена в своей способности соблазнить М., но теперь уже не уверена, кто кого соблазняет.

И все же я жду продолжения игры. Секс с ним мне нравится, очень нравится, но до сих пор все находится в определенных рамках; однако мне ясно, что долго это не продлится. Я еще раз просмотрела незаконченный дневник Фрэнни, пытаясь вычитать между строк намеки на иголки или ножи, но ничего подобного не нашла. Если бы она упомянула пару на озере Тахо или склонность М. к скарификации, то я сразу сообщила бы Харрису. Я снова перечитываю дневник, не знаю в который уже раз; не потому, что хочу освежить память — я знаю его почти наизусть, — но потому, что не могу остановиться. Я стала чем-то вроде наркомана, и этот дневник — мой героин. Я читаю о том, что М. делал с ней; вижу, как он постепенно приобщает ее к своей извращенной сексуальности. То же самое он проделывает теперь со мной.

Однажды я спросила М., пока он готовил мне завтрак, не в этом ли заключается его план. Он тихо засмеялся и отодвинул в сторону сковородку, а потом, налив в стакан апельсинового сока, поставил его на стол. Теперь я всегда настороже относительно той еды и питья, что он мне подает, и сначала стараюсь удостовериться, что в них не подложено что-нибудь лишнее.

Встав позади, М. целует меня в шею:

— Нет. С вами будет по-другому. Вы никогда не желали, чтобы я оставался с вами мягким в постели. Фрэнни этого хотела, а вам нравится более жесткий секс, более наглядный, так сказать — нечто грубое и животное.

М. произносит все это шепотом, стоя сзади меня, в то время как его руки ласкают мою шею и плечи, снимая напряжение. Его пальцы — словно магниты, они притягивают меня к себе. Кто кем манипулирует, снова думаю я. Кажется, теперь для меня почти невозможно это различить.