Сверху и снизу - Лаура Риз (2001)

— Смотря как к этому отнестись, Нора. — М. швырнул веревки в дальний конец комнаты. — Вам кажется, что я плохой парень, а вот Фрэнни так не считала: что бы я с ней ни делал, она оставалась со мной. Если вы все-таки надеетесь найти ее убийцу, то должны изменить свою оценку и искать его в другом месте.

Затем он стал трахать меня — термин «заниматься любовью» для этого не подходит, — забавляясь тем, что по ходу дела отпускал фривольные комментарии.

— Я волью в тебя всю свою сперму, — низким и хриплым голосом говорил он. — Ты ведь сделаешь то, что я говорю, да? — И заставлял меня соглашаться с его требованиями. — О да, ты сделаешь все, что я скажу. И знаешь почему? Потому что тебе это нравится. Ты сходишь с ума, когда я лижу тебя, и тебе нравится делать это со мной. Я сужу по тому, как ты лижешь меня, как берешь меня в рот, как глотаешь сперму, как — перед самым концом — умоляешь, чтобы я тебя трахал. В задницу, в дырку, в рот — ты все это хочешь.

Он говорил все это во время акта, зная, что мне нравится его слушать. У меня больше развито слуховое восприятие — и так было всегда. Мне приходилось бывать с мужчинами, которые любят говорить непристойности, но никто из них не может сравниться с М. по апломбу и артистичности. Он замечательный рассказчик. Он часто нашептывает мне на ухо порнографические образы, рассказывая о том, что собирается сделать, описывая чувственные сценарии, заставляя меня возбудиться, полностью господствуя надо мной, останавливаясь, когда знает, что я хочу еще.

— Я тебе нравлюсь, Нора, и ты любишь грязный, извращенный секс. Ты хочешь, чтобы он был примитивным и — ты еще сама не понимаешь этого — чтобы он был грубым.

В поисках скальпеля или какого-либо другого ножа, похожего на тот, что я видела на озере Тахо, я снова обыскала дом М., но ничего не нашла. Детектив Харрис сказал мне, что экспертиза изоленты дала неопределенные результаты. Лента из одной партии с той, которой заклеивали рот Фрэнни, но определить, тот ли это моток, невозможно. Харрис объяснил мне, что, когда преступник использует для убийства какой-либо предмет — нож, дубинку, молоток, — часто случается, что он потом хранит его как память или как трофей. Эксперты надеялись, что так будет и с изолентой — тогда можно было бы сравнить концы, чтобы доказать, что лента взята из одного куска. Но, видимо, даже если М. использовал эту изоленту при истязании Фрэнни, то потом он использовал ее снова, сделав идентификацию невозможной. Харрис сказал мне, что снова допросил М., но ничего не добился. Он опять предупредил, чтобы я держалась подальше от него, и это заставляет меня подозревать, не скрывает ли он какую-нибудь информацию. Если Харрис не верит в виновность М., то почему считает его опасным человеком?

М. ведет себя как ни в чем не бывало — он молчит о том, что из его чулана пропала изолента. Я тоже о ней молчу. Молчит он и о том, что Харрис вновь его допросил. Мы старательно обманываем друг друга.

Лгать Яну тоже оказалось не так трудно, как мне поначалу казалось. Я уже привыкла воспринимать ложь и связанное с ней чувство вины в виде неприятной, но неизбежной стороны моей жизни.

Вечером я встречаюсь с Яном в китайском ресторанчике «Динг хоу». У меня остается еще три часа, и я решаю поработать, чтобы отвлечься от истории с М.: сажусь за компьютер и начинаю писать статью о растущем насилии в Сакраменто. Обобщив накопленную информацию, я прихожу в замешательство. Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Чикаго — ну ладно, с ними все ясно, но с каких это пор Сакраменто стал таким опасным местом? Здесь всегда дело кончается именно убийствами. Я открываю файл с дневником Фрэнни и снова просматриваю его, затем перечитываю информацию, полученную от коронера и полиции. Мне по-прежнему не понятна та жестокость, с которой ее убили.

Звонит телефон, но я не поднимаюсь с места. После трех звонков щелкает автоответчик. Это Мэйзи — снова ругает меня за то, что я не отвечаю на ее звонки.