Медный всадник - Дмитрий Вересов

Он уже решил было, что спасся, но существо, бывшее недавно Ангелиной, сумело проскочить вслед за ним в пустоту межвременья. Это был аморфный сгусток, похожий на огромную амебу. Здесь действовали иные физические законы, и шансы у них были равные. Тварь не могла пока догнать его, она не могла двигаться быстрее, чем он. Иволгин знал, что она следует за ним, но не оборачивался, думая о Невском и надеясь, что тот откликнется, даст ему подсказку. Наконец он различил далеко впереди, словно сквозь мутное стекло два силуэта – мужчины и женщины. Мужчина мерно, словно жнец, орудующий серпом, поднимал и опускал свой меч, отбиваясь от окруживших их врагов. Это были приземистые коротконогие карлики, вооруженные мечами и топориками, их крики напоминали кошачье мяуканье, на место убитых вставали новые. Им не было числа. Сталь звенела. Нев-ский, а Вадим уже знал, что это он, отступал под их напором. «Свет, – понял он. – Нужен свет».

Достаточно было подумать об этом, чтобы пространство вокруг наполнилось солнечными лучами. Черное амебоподобное существо за его спиной вспыхнуло и рассыпалось в прах. Вадим шагнул через портал в пещеру, принеся с собой свет, который прогнал карликов. С жалобным визгом, стряхивая искры, бросая оружие, они отступили в темноту, растворились среди камней.

– Говорят, под солнечными лучами они и сами превращаются в камни. Но мне пока что ни разу не довелось видеть это! – Невский подошел к нему, за ним следовала все еще дрожащая Серафима. И по их лицам Вадим понял, что успел.

Владимир Акентьев собирался на премьеру без всякого энтузиазма. Творчество Кирилла Маркова, все эти эксперименты со звуком и пластикой, были ему не очень-то по душе. Старую собаку не выучишь новым фокусам. Однако приходится притворяться, чтобы не прослыть ретроградом. Кроме того, это был редкий случай увидеть собственного сына. Режиссер давно перестал понимать Александра.

И еще было кое-что. За последние годы сын ни разу не проявил интереса к театральной деятельности Акентьева-старшего, зато Марков получил в подарок новое здание театра сразу по возвращении на родину.

«Черт знает что такое! – он в сотый раз провел рукой по щекам. – Ревность?! Да, конечно. Кому приятно осознавать, что все твои усилия и в грош не ставят. А ведь придется все-таки пойти, напомнить о себе. Может быть, даже удастся сказать что-нибудь хвалебное в телекамеру».

Он сел на стул в прихожей и обхватил голову руками. Чувствовал себя почему-то бесконечно усталым. Жена подошла к нему.

– Ты уверена, что не желаешь пойти со мной!

Она покачала головой. Последнее время она чувствовала себя все хуже – суставы совсем замучили. Пришлось забыть о длительных прогулках, о театрах и музеях, куда до недавнего времени Акентьевы ходили вдвоем.

– Бедная ты моя, – сказал он тихо и взял ее руку.

– Прекрати! – сказала она. – Не нужно драматизировать. По крайней мере, мне не придется слушать твое ворчание по пути назад.

Режиссер усмехнулся и уже в дверях крепко поцеловал ее. Потом вдруг обнял крепко.

– Да что ты, Володя? – она посмотрела ему в глаза. – Может, лучше останешься? Ты что-то совсем разволновался. Для сердца вредно.

– Сердце, тебе не хочется покоя… Нет, я должен пойти! – сказал он и попытался за улыбкой скрыть беспокойство.

Было на сердце какое-то странное предчувствие.

Привычно нащупал в кармане ключи, потом вспомнил, что машина уже два дня в ремонтной мастерской. Выбрался на улицу – они, как и прежде жили на Рубинштейна, и остановил первую попавшуюся машину. Торговаться не стал.

– Погодка нынче! – сказал водитель, но, видя, что пассажир погружен в какие-то свои мысли, больше ничего не сказал.

Радио скрипело, водитель поймал только какую-то старую мелодию. Ностальгия по прошлому редко посещала Акентьева-старшего. К чему вспоминать о собственных ошибках?

– Нет правды на земле, но правды нет и выше… – пробормотал он.

– Что? – перепросил водитель.