Мужчина-подарок - Светлана Лубенец

Так и не поужинав, я легла в постель, решив, что стану сладко мечтать о Лешке Шамане, засну и он мне наконец приснится. Вместо мечтаний я почему-то вспомнила Ирму и поняла, что никогда уже не смогу посягнуть на Шамана. Эта женщина заслужила, чтобы наш босс достался именно ей. Да, я не встану у нее на дороге. Почувствовав, что протрезвела от этого неожиданного прозрения, я встала с постели и пошла разогревать себе дежурные макароны с молочными сосисками.

На следующий день Дашка, дождавшись появления Шаманаева в нашей рабочей комнате, демонстративно шлепнула на стол заявление об уходе. Она специально не пошла к нему в кабинет, а сделала это при всех, потому что была уверена: мы наперебой и во главе с боссом начнем ее уговаривать остаться. Но народ безмолвствовал. Только страстотерпец Глеб Сергеич поскреб затылок и не удержался от «э-э-эх…» невнятной интонации. Лешка Шаман одним росчерком подписал заявление.

Дашка сгребла с рабочего стола в сумку свои манатки и, очень стараясь не спешить, удалилась из офиса, в который больше не возвратилась никогда. Частная фирма – не муниципальное предприятие, где при увольнении вспотеешь, набегавшись по инстанциям. Не надо было ни печатей, ни подписей, кроме Лешкиной, и даже не пришлось сдавать книги в библиотеку, а рабочий халат – в хозяйственную часть. Не было в фирме ни библиотеки, ни хозяйственной части, а соответственно, не было и халата у Дашки. Все причитающиеся ей деньги перевели на пластиковую карту и как-то сразу забыли о молодой женщине. Необаятельным она была человеком при всей ее талантливости.

Дашкин муж Паша, возможно, один только ее и вспоминал. Он так и остался сидеть на месте у окна спиной ко всем нам, и каждому по этой спине было видно, как он тяжело переживает все случившееся.

Анжелка, с которой мы после рабочего дня вместе шли к метро, сказала мне:

– Знаешь, Надя, я считаю, что надо создать вокруг Павлика теплую атмосферу, чтобы он как-нибудь побыстрей преодолел свое горе и вновь стал полноценным членом нашего коллектива.

– Совершенно с тобой согласна, – сказала я. – Можешь завтра и приступить.

– Ну… почему сразу я? – притворно надула губки Анжелка. – Я всех имею в виду, не только себя…

– Ты, главное, начни, а мы поддержим!

– Да?! Ну… тогда я, может быть, завтра принесу пирожки… с изюмом. Они ему всегда нравились… И мы все вместе попьем чаю, потому что кофе он не любит.

– Тащи свои пирожки, – опять согласилась я, давясь от смеха.

Анжелка явно претендовала на вакантное место при Паше, моментально похоронив в своем сердце нечеловеческую любовь к Горынычу. Мне это было на руку, потому что некоторые уколы нечистой совести я рядом с Анжелкой все-таки испытывала. Она вроде как доверилась мне и рассказала о своем чувстве к Воронцову, а я… Ну, вы и сами прекрасно знаете, чем я перед ней провинилась.

С уходом Дашки работы у всех прибавилось. Женщиной она была хоть и молодой, но прямо-таки двужильной, и они с Пашей тянули на себе кучу заказов. Сейчас самый серьезный и противный заказ комбината по производству газированных напитков «Вкуснодар» был у Горыныча. Серьезным он был потому, что в случае воронцовского успеха нам гарантировали очень неплохие деньги, а противным – потому что Егору никак не удавалось связаться с первым лицом комбината, Первушиным Борисом Васильевичем. Связь с нашей фирмой держала его секретарша Римма, и Егор каждый день приходил в неистовство по причине синдрома испорченного телефона. Он пытался объяснить Римме, что сайт комбината никуда не годится в принципе, что его нужно существенным образом переделывать, чтобы он начал приносить пользу, но, судя по всему, секретарша никак не могла понять, в чем смысл оптимизации, которую ей предлагал Воронцов, и каждый раз сказка про белого бычка начиналась сначала. Егор предлагал провести качественный аудит с последующим сопровождением сайта, но Римма долдонила одно: надо, чтобы он был покрасивее.