Мужчина-подарок - Светлана Лубенец

В ответ мне только деревья шелестели своими желто-красными осенними листьями. Горыныч подошел ко мне и осторожно за талию снял со слона, поставил на землю. Мы опять оказались в опасной близости друг от друга. Я как раз хотела напомнить Егору, что он обещал ничем не омрачать наш отдых, но он уже начал говорить:

– Надя… Лагерь, конечно, жалко, но вряд ли мы с тобой сможем его оживить. Мы с тобой могли бы другое… Ты, наверное, не поверишь тому, что я тебе сейчас скажу, но я все-таки попытаюсь… В общем, я привез тебя сюда специально… потому что… я люблю тебя, Надя…

– Да ладно! – отмахнулась я от него, как от мухи, хотя от этих его слов вся покрылась мурашками. Хорошо, что на мне был спортивный костюм и Горыныч не мог этого увидеть.

– Я знал, что ты так воспримешь, – грустно сказал он. – Только это правда…

– Слушай, Воронцов, не держи меня за умственно отсталую! Я своими глазами видела, как ты целовался с Анжелкой, своими ушами слышала, как ты наставлял Дашку на предмет того, что никакой любви на свете не существует. Я уже не говорю о Шаманаихе…

– Да?! А ты, скажешь, лучше? – точно таким же тоном заговорил он. – Из моих объятий разговариваешь с каким-то Сашулей и назначаешь свидание! И на Алекса все время смотришь так, будто готова его съесть вместе с факсом!

– Ну и что? Я свободная женщина! На кого хочу, на того и смотрю! Я тебе ничего не обещала! И в любви тебе даже не думала клясться! Голый секс – так голый секс! Он тоже… иногда полезен… для здоровья. И нечего его подсахаривать и шоколадом покрывать! Такую лапшу ты, кажется, вешал на уши Дашке?

– Все, что было до тебя, Надя, – все действительно лапша и гадость, согласен. Ты – другое… Ты… Я будто новыми глазами на мир смотрю…

– Вот этого не надо! – отскочила я от него. – Я прекрасно помню, как ты объяснял бедной Дашке: «Чего не наговоришь в постели от удовольствия!»

– Но мы же сейчас не в постели!

– Какая разница? Вы, бабники, чрезвычайно красноречивы. Иначе ведь у вас просто ничего не получится, вы же знаете, что женщины любят ушами, вот и стараетесь. Сволочи и мерзавцы!

– Надя!

– Что – Надя?! Мы, женщины, тоже не лаптем щи хлебаем и этим… как его… не лыком шиты! Если ты думаешь, что у меня только один Сашуля, то ты здорово ошибаешься, понял?

– Врешь!

– Неужели ревнуешь?!

– Чего мне ревновать, если ты специально все сочиняешь?

– Как это сочиняю?! – я в негодовании уперла руки в боки. – Ты сам слышал, как мне Сашка… звонил. Ты же специально прислушивался, я видела! Скажешь, нет?

– Ну, может, один этот Сашка и есть… И то наверняка плюгавенький какой-нибудь.

– Это Сашка-то плюгавенький? – Моему возмущению не было предела, потому что институтская приятельница Сашка была ростом с самого Горыныча, а в обхвате – никак не меньше, чем примадонна Алла Пугачева. – Да если бы ты его видел, то вообще не посмел бы меня сюда привезти!

Егор ничего не сказал, только потер рукой подбородок и пнул ногой какой-то камешек. Мне показалось, что я слегка переборщила, но решила не выпускать инициативу из собственных рук:

– В общем, так, Воронцов! Я тебя просила не заводить никаких подобных разговоров и вообще ко мне не лезть? И ты, между прочим, обещал! Да и вообще… – Я посмотрела на часы. – Уже третий час! Пока дойдем до дома, будет три. Пошли!

Мы возвращались опять молча. Я была в самом дурном расположении духа. Если бы вы знали, как мне хотелось поверить Егору! Да и какой одинокой женщине не хочется услышать признание в любви! Я вспомнила и вечерние слова Ивана Игнатьевича, но… Факты были против Горыныча. Я ему не верила. Очень хотела поверить, но не могла. Он наверняка всем своим бабам говорит о любви. Как же еще их доводить до такого сумасшедшего состояния, до которого дошла, например, Дашка?