Мужчина-подарок - Светлана Лубенец

Тетка наконец устроила у себя на плече корзинки, и я заискивающе спросила:

– Так, может, вы мне покажете, как до него добраться?

– Добраться до него, милая, не так-то просто, хотя мы с ним и соседи. Вишь, на том берегу живем! – И она простерла могучую руку над рекой.

– Так ведь, наверное, где-то должен быть мост? – предположила я.

– Должен. Только его нет. Вернее, есть, но далеко.

– И как же вы…

– Бо-о-о-орька!!! – неожиданно громко, почти как Шаманаев, гаркнула тетка. – Ты здесь аль нет?

– Само собой здесь! Где ж мне еще быть? – снизу, от воды, отозвался тонкий мальчишеский голосок.

– Айда за мной, – бросила мне тетка и, чертыхаясь, начала спускаться вниз по довольно-таки крутому берегу.

Я спускалась за ней, испытывая чувство стыда за то, что на горбу бедной тетки две тяжеленные корзинки, а я прыгаю налегке.

– Может, вам помочь? – жалко проблеяла я.

– Да куда тебе! – презрительно бросила через плечо тетка. – Сама смотри не сверзнись! Темновато уже.

На Мсту действительно уже опускался густой серовато-синий сумрак. От воды тянуло холодной злой сыростью поздней осени. У берега качалась небольшая лодчонка, в которой горбился мальчишка лет десяти. Эдакий несовершеннолетний Харон.

– Че так долго? – сердито и очень солидно спросил он.

– Скажи спасибо, что вот женщина подвинулась, – тетка локтем руки, придерживающей корзинки, показала на меня, – и я в «подкидыш» влезла, а так бы тебе тут еще часа два пришлось куковать. Дай-ка женщине руку!

«Харон» протянул мне тощую, но крепкую ручонку и втащил в лодку. Я тут же завалилась на самое дно, и лодку повело от берега.

– Че, никогда в лодку не садилась, что ли? – рассердился парнишка, выравнивая свой «челн убогий».

– Не-а, – сказала я, и это было почти правдой. Не считать же юношеские лодочные прогулки с ухажерами на пруду парка культуры и отдыха.

Парень велел мне сесть на нос лодки. Кое-как усевшись на далеко не стерильные доски и стряхивая с полы плаща грязные холодные капли воды, я услышала голос тетки, прочно угнездившейся между своих корзин на другом конце лодки, который, оказывается, назывался кормой:

– Ты Игнатьичу-то кем будешь?

Игнатьичу я была никем, но сказала:

– Я-то? Племянницей…

– А че он тебя не встретил?

– Да я… это… сюрпризом… Чтобы… значит… обрадовался…

– А че без вещей?

– Я ненадолго…

В этот момент «Харон» ловко подвел лодку почти к самой лестнице, ведущей к домику Ивана Игнатьича. Мы молча выгрузились. Тетка дала руководящие указания парнишке, опять занявшемуся лодкой, и мы с ней начали подниматься наверх. Я опять попыталась предложить свою помощь, но тетка ни одной корзины так и не отдала.

– Что б ты понимала! – сказала она. – Одну тащить тяжелее, потому что неудобно, а так корзинки с двух сторон создают равновесие. Тяжеловато, конечно, зато не качает.

Когда мы сошли с лестницы на берег, тетка опять очень зычно крикнула:

– Игнатьич! К тебе тут… племянница… кажись…

Я поняла, что моей попутчице не терпелось выяснить, признает ли меня Воронцов или я, может, окажусь какой-нибудь мошенницей и аферисткой. Если аферисткой, то хорошо, потому что тогда можно будет меня показательно задержать, а потом до конца жизни рассказывать об этом своим детям, внукам и всей деревне Капельки.

Когда мне навстречу с радостным лаем выбежал Туман, тетка, похоже, здорово огорчилась. А когда Иван Игнатьич воскликнул: «Надя?!» – ей и вовсе ничего не оставалось делать, как, вежливо поздоровавшись с дедом Егора, отправиться восвояси под тяжестью своих корзин.

– Надя? Что случилось? – спросил Иван Игнатьевич, когда мимо нас с веслами пробежал малолетний «Харон», и я удивилась, что дед еще помнит, как меня зовут.

– Да уж случилось… – кусая губы, чтобы не заплакать, выдавила из себя я. – Он… он женится… на другой…