Дорога надежды - Анна Голон, Серж Голон

Анжелика изо всех сил старалась рассеять ее отчаяние. Онорина руководствовалась самыми добрыми намерениями. Она смастерила замечательное ведерко для клея, нанесла урон собственной шевелюре — но это ничего, волосы отрастут, им это не впервой, они уже привыкли. Раймон вырастет и будет очень тронут, когда узнает, на что пошла ради него старшая сестра. Вот, кстати, блестящая идея: благодаря стараниям Онорины она, Анжелика, сообразила, что надо приготовить особую мазь, чтобы втирать ее в головку Раймона, — тогда у него станут быстрее расти волосы…

Что же касается волос, которыми готова была пожертвовать ради брата Онорина, то из них попробуют сделать для него паричок, пока у него нет своих волос.

Так, значит, ее замысел был хорош! Зачем же было на нее ворчать? Зачем над ней потешались?

Отмыв младенцев, женщины и девушки — Иоланда, Эльвира, Ева, нянюшки, дочери повитухи-ирландки, — полные угрызений совести, устремились на поиски Онорины, чтобы всем вместе вывести ее на прогулку.

После прогулки ребенок повеселел. Дни снова побежали с былой беззаботностью…

Братья называли ее «Онн» — Флоримон редко, зато Кантор только так, и никак иначе, ограничиваясь первым слогом ее имени. Кличка произносилась по несколько раз кряду, подобно звуку боцманского свистка или античного рога.

Оба утверждали, что только таким способом ее можно дозваться.

— Но это нечеловеческое имя, такого нет в Писании! — возмущалась Эльвира Это началось еще в первый период их жизни в Вапассу. Онорину поручили тогда заботам Эльвиры, которой приходилось зорко приглядывать за девочкой, которая росла большой непоседой, и, хоть и не отбегала далеко, найти ее бывало совершенно невозможно.

Бедной Эльвире частенько приходилось прибегать к помощи Кантора, который терпеть не мог участвовать в поисках своей сводной сестренки, но зато возможно, именно поэтому — всегда знал, где ее искать.

— Онорина! О-но-ри-на! — надрывалась молодая булочница из Ла-Рошели, голос которой приобретал в таких случаях пронзительность и даже какие-то безумные нотки.

Молчание.

— Кантор! Кан-тор! — взывала она тогда.

Кантор появлялся незамедлительно, но с неизменным брюзжанием:

— Я-то, кажется, не кормилица…

— Но она — ваша сестра. Вечно она где-то носится — это в этой-то ужасной стране, где за каждым деревом прячется индеец, который подстерегает вас и точит кинжал, чтобы вас оскальпировать!

— Ну-ну, индейцы не такие уж зловредные люди, если их не бояться. Скорее уже она, Онн-Огонь, вызывает у них ужас своей огненной шевелюрой; уж к ней они ни за что на свете не притронутся. Ведь они боятся обжечься! Так что забудьте о своих безумных страхах!

— Все бы ничего, будь здесь одни индейцы, — причитала Эльвира. — Но ведь тут еще и медведи, и тигры…

— Бросьте, простые рыси, только и всего, — возражал Кантор. — Рыси охотятся ночью, сейчас же — разгар дня. Сами видите, что вам совершенно нечего опасаться.

— Все равно у меня душа уходит в пятки от страха, — признавалась Эльвира. Я даже не осмеливаюсь вывешивать снаружи белье для просушки. Госпожа Анжелика советует мне развешивать его широко, чтобы его хорошенько прокаливало солнце и обдувал ветер. Но стоит мне оказаться вдалеке от дома, я начинаю чувствовать, как у меня на голове шевелятся волосы, словно с меня уже сдирают скальп…

— Если вы не откажетесь от всех этих глупостей, то вам и впрямь не миновать этого. От мыслей недалеко и до действий: может статься, индейцы ни о чем таком и не помышляют, но при виде вас они могут почувствовать себя обязанными совершить сей поступок.

Испуганный крик Эльвиры.

— Все равно она не отзовется, — насмехается Кантор, словно крик доброй женщины предназначается для Онорины, его Они. — У вас ничего не получается.

«Онн» — это не ваше «у-у-у», похожее на вой волка, подхватившего насморк.