Любящее сердце - Мэри Бэлоу

– Берти, – тон Гейба вдруг стал решительным и злым, – представь на краткий миг, что я не понимаю, о чем ты говоришь. Или притворись, будто ты рассказываешь эту историю незнакомцу. Скажи мне, что случилось. Каким образом я разрушил репутацию мисс Уинвуд? Полагаю, речь идет о ней?

Сэр Альберт не стал садиться, но достаточно спокойно дал язвительный отчет о том, что происходило у Рашфордов меньше часа назад.

– Ты видел письмо? – спросил граф, когда Альберт закончил.

– Конечно, нет, – ответил Альберт. – Рашфорд держал его в руке. Как я мог его видеть? Да и для чего мне на него смотреть?

– Хотя бы для того, чтобы узнать мой почерк, Берти. И если бы ты присмотрелся, ты бы понял, что оно написано не моей рукой.

– Ты хочешь сказать, что не писал этого письма? – недоверчиво переспросил Альберт.

– Не хочу, а говорю. Господи, неужто ты веришь, что я на такое способен?

– Ты способен поцеловать девушку на глазах у целого зала, – напомнил Альберт.

– О да. Праведное возмущение и все такое. – Да, что-то в этом духе он вполне мог сделать. Довольно умный ход и действенный; трудно представить, насколько действенный.

– Гейб, – нахмурившись, спросил Альберт, – если ты не писал письмо, то кто же его написал? Кому еще могло понадобиться компрометировать мисс Уинвуд?

– Тому, кто хотел вновь скомпрометировать меня, – сказал граф. – И как ты верно заметил, мисс Уинвуд тоже.

– Бессмыслица какая-то! – развел руками сэр Альберт.

– На самом деле, – мрачно усмехнувшись, ответил граф, – во всем этом есть смысл, немало смысла, Берти. Пожалуй, меня только что переиграли в игре, которую, как мне казалось, я вел с полным преимуществом.

Сэр Альберт недоуменно взирал на собеседника.

– Пора тебе спать, – сказал Торнхилл. – Не спать ночами очень вредно. Начинает чудиться всякая ерунда, не говоря уже о том, что портится цвет лица.

– Ты можешь считать меня дураком, но я верю, что ты этого не делал, – сказал Альберт. – Тем не менее факт остается фактом: она ославлена и никогда не сможет предстать перед обществом вновь. Ей никогда не пришлют приглашение на бал. Она никогда не сможет показаться в городе. Я сомневаюсь, что отец найдет ей мужа даже в деревне. Это позор, Гейб, а ведь мне нравится эта девушка, и, если верить тебе, она ни в чем не виновата.

– Иногда, – сказал Торнхилл, – такие вещи случаются. А сейчас мне нужно немного поспать. Извини, Берти.

– И ты тоже не сможешь дольше оставаться здесь, – сказал Альберт, направляясь к двери.

– Ну, это мы еще посмотрим, – пробормотал Торнхилл после ухода друга.

Он не стал возвращаться в спальню. Все равно до утра ему не заснуть.

* * *

Когда на следующее утро дворецкий виконта Hopдала открыл дверь библиотеки, чтобы объявить о приезде графа Торнхилла, виконт вначале отказался его принять и даже велел слуге вышвырнуть его вон. Однако дворецкий вернулся вновь через минуту и, заметно нервничая, сообщил, что граф намерен остаться и ждать, пока его не примут. Нордал велел его впустить.

Он стоял за письменным столом, когда Торнхилл вошел в комнату.

– Мне нечего сообщить вам, Торнхилл, – сказал виконт. – Возможно, мне следовало бы вызвать вас на дуэль за тот позор, что вы навлекли на меня и мою семью. Но драться с вами означало бы защищать честь моей дочери, а я не считаю, что мне есть что защищать.

– Сегодня я добьюсь особого разрешения, – без лишних слов сообщил граф, – а завтра на ней женюсь. Вам не надо беспокоиться о приданом. У меня хватит средств содержать ее.

Виконт усмехнулся.

– Получилось не совсем то, чего вы ждали, не так ли? К чему идти под венец, если вы и так могли вкушать от древа наслаждений, не будучи связаны церковными узами? Неужели вы настолько озабочены репутацией своих ближних, чтобы поступить как порядочный человек?