Любящее сердце - Мэри Бэлоу

Ей не дали сказать ни слова в свое оправдание. Дженнифер только сегодня об этом вспомнила. Впрочем, не важно. Истина при данных обстоятельствах мало кого интересовала. Оставались голые факты: по каким-то одному ему известным причинам граф Торнхилл написал письмо, в котором не было ни слова правды. Затем по каким-то одному ему ведомым соображениям отец Лайонела прочел его, публично выставив на позор невесту своего сына. Он не просто отказал ей от дома, он обрек ее на изгнание из общества. Почему так жестоко? Дженнифер могла лишь пожать плечами. И главный факт – репутация ее навеки погублена и не подлежит восстановлению. Не было никакого смысла пытаться что-то кому-то доказать, заставить кого-то ее выслушать.

В дверь постучали. За дверью послышались голоса горничной и дворецкого. Возможно, ей принесли завтрак. Дженнифер готова была к тому, что не найдет на подносе ничего, кроме сухого хлеба и воды. А может, все уже подготовлено к ее отъезду. Отец мечтал избавиться от нее как можно скорее.

– Вас ждут внизу, мисс, – изрядно нервничая, сообщила служанка. Несомненно, прислуге все уже известно. Так всегда бывает. – В розовом салоне. Просили не задерживаться.

Значит, это не карета. Порка проводилась в библиотеке. Наверное, ее вызывают все же не для экзекуции. Хотя, возможно, снова будут пороть. Может, отец решил все же послать за плеткой? Вчера ей следовало зарыдать, как только она увидела розги, и плакать не переставая. Отец был взбешен тем, что она не проронила ни слезинки. Не потому, что она ничего не чувствовала. Просто от всего пережитого она словно онемела.

В розовом салоне было пусто. Дженнифер подошла к окну и взглянула на площадь за оградой. Ей нравился Лондон. Город дышал энергией и приятно возбуждал. Будет жаль проститься с ним навсегда, хотя деревню Дженнифер предпочла бы для спокойного, размеренного семейного быта. Хорошо, что она не успела прикипеть душой к городской жизни. Иначе ее участь была бы еще печальнее.

Интересно, что сейчас делает Лайонел, вдруг подумала Дженнифер и тут же поправила себя: «Виконт Керзи». Теперь даже в мыслях она не имела права называть его по имени.

Дженнифер смотрела в окно, когда за ее спиной открылась и закрылась дверь. Она не стала оборачиваться. Дженнифер была твердо намерена сохранять достоинство и не молить о пощаде, даже если увидит плеть, но спина все еще ныла после розог и она боялась не выдержать испытаний.

– Мисс Уинвуд?

Спасительное бесчувствие как рукой сняло при первых звуках знакомого голоса.

– Вы! – в гневе воскликнула она. – Убирайтесь!

Он стоял, чуть расставив ноги. Руки сомкнуты за спиной. Во взгляде и в позе читалась спокойная уверенность. Она так ненавидела его в эту минуту, что, будь у нее пистолет, не задумываясь прикончила бы.

– Я пришел спасти вас от бесчестья, – сказал он. – Завтра мы поженимся.

Дженнифер в немой ярости сжимала кулаки. Ногти вонзились в кожу.

– Вы пришли глумиться надо мной, поиздеваться всласть. Что ж – любуйтесь, милорд! Сегодня утром я еще не смотрела в зеркало, но и без того знаю, что выгляжу отвратительно. Посмотрите, что вы со мной сделали, получите удовольствие сполна, а затем убирайтесь!

– Вы неестественно бледны, – сказал он, – и под глазами у вас тени. Выражение ваших глаз самое несчастное, но, если не считать этих мелочей, вы так же красивы, как и тогда, когда я увидел вас впервые. Сегодня я получу специальное разрешение. Завтра мы поженимся.

Дженнифер рассмеялась каким-то странным смехом.