Игра вслепую - Эдмон Бали

— Почему? — хрипло спросил я.

— Ты мешаешь, — пожал он плечами.

— Ты бы лучше подошел к телефону, — посоветовал я. — Вдруг приказ снова поменялся?

— В последнюю минуту? — криво усмехнулся он. — Не обольщайся, Алан. Как по-твоему, почему я вообще все тебе рассказываю? Ведь это у нас не принято.

Я-то знал, но не хотел доставлять ему слишком много удовольствия, поэтому промолчал. Телефон смолк.

— В библии есть хорошее изречение, — продолжил он. — «Око за око, зуб за зуб». Я все задумал в соответствии с библией, но, к сожалению, не смогу это сделать. Но я видел, что тебе страшно, и это меня в какой-то степени удовлетворяет.

— Рейкьявик! — возвестил Ильич, просунув голову в дверь.

— Иду! — раздраженно отозвался Кенникен. — А ты ещё немного понервничай, ладно?

— Дай сигарету, — попросил я.

— Молодчина! — расхохотался он. — Настоящий англичанин! Как же без традиционной последней сигареты? Держи! Еще что-нибудь?

— Да. Пригласительный билет на Миллениум.

— Извини, старик. Все билеты для тебя уже проданы, — расхохотался он и вышел из комнаты.

Я сунул в рот сигарету, похлопал себя по карманам, потом очень медленно поднял с пола клочок бумаги и со словами «Прикурю, пожалуй», склонился к огню. Вряд ли мой страж заметил, как я бросил баллончик в самый центр пламени. А я вернулся на место, жестикулируя и произнося какие-то пустые фразы. Мне нужно было, чтобы Григорий смотрел на меня, а не на огонь, и я своего добился. Но мне понадобилось немало выдержки, чтобы самому не смотреть в ту сторону. К тому же вернулся Кенникен.

— Дипломаты! — произнес он, словно выругался. — Будто мне без них делать нечего. Ладно, поднимайся и пошли.

— Я ещё не докурил.

— Докуришь на улице.

Взрыв в закрытом помещении был оглушительным. Горящий уголь обжег Григория, который заорал и уронил пистолет. Мне уголь опалил шею, но я стерпел, кинулся вперед, схватил пистолет и повернулся к Кенникену. Но тот успел сориентироваться и швырнул в меня настольную лампу. Я увернулся и одновременно выстрелил, а лампа угодила прямо в голову Ильича, который как раз решил выяснить, что происходит, и открыл дверь.

Я выскочил в открытую дверь и помчался прочь из дома, мимо раскуроченного «Фольксвагена», в темноту, к дороге. Я бежал по базальтовым плитам и все время помнил, что малейшая неловкость может обернуться сломанной или вывихнутой ногой, после чего меня тут же схватят. А что произойдет потом, было предельно ясно: расстреляют на месте.

Обернулся я только тогда, когда выскочил на ровную дорогу. В окнах домика плясало пламя, слышались крики, но за мной никто, похоже, не гнался. И тут же кто-то сзади одной рукой схватил меня за горло, а другой приставил к спине пистолет.

— Брось оружие! — приказали мне по-русски.

Я подчинился — и тут же оказался лежащим навзничь на земле, а в лицо мне ударил луч электрического фонарика.

— Господи, это ты! — произнес Джек Кейс.

— Убери фонарь, — попросил я, с трудом поднялся на ноги и начал растирать шею. — Куда ты подевался, когда началась заварушка у гейзера?

— Извини, что так вышло, — покаянно сказал Джек, — но он ведь был в гостинице. Так что мне пришлось…

— Что?! Ты же сказал…

— Я не имел права признаваться тебе в этом, — с отчаянием в голосе сказал Кейс. — Ты был в таком состоянии, что вполне мог его прирезать.

— Ничего не скажешь, ты настоящий друг, — с горечью отметил я. Впрочем, сейчас не до подробностей. Где твоя машина?

— Там, на дороге.

— Хорошо. Джек, сообщи Таггерту, что я отвезу посылку в Рейкьявик.

— Обязательно, только давай сначала выберемся отсюда.