Стеклянный ключ - Виктория Угрюмова (2005)

Она развернулась на каблуках и отошла от столика, думать забыв об этой паре две минуты спустя. Она таких видит десятки, если не сотни, каждый день.

— Дорогая, — обратился Андрей к своей подруге, дождавшись, когда официантка отойдет и их нельзя будет услышать, — тебе не кажется, что всякий раз, когда ты хочешь поговорить о серьезных и важных для тебя вещах, ты выбираешь не слишком удачное место? Почему пол-Киева должно быть свидетелем наших разговоров?

Голос его звучал холодно, размеренно. И этот Трояновский совершенно не напоминал вчерашнего влюбленного и сумасбродного юношу, читавшего до ночи стихи в мерцающем сиреневом парке и покупающего ландыши корзинами. Жесткий, безжалостный, суховатый, словом такой, как и всегда, он не мигая смотрел на Марину, и ей стало неуютно под этим змеиным взглядом.

Но все же девушка набралась смелости и ринулась в разговор, как в омут, с головой:

— Что значит — для меня?

— Ты о чем?

— Ты только что сказал — важных для меня вещах, — терпеливо пояснила Марина. — То есть тебе все равно, что станет с нашими отношениями.

— Дорогая, — устало и безразлично проговорил он, — даже если наши отношения когда-то и были, то их давно уже нет. Есть только постоянные их выяснения. Но это не способ что-то создать. Скорее, разрушить.

У Марины задрожали губы, слезы навернулись на глаза. То, что говорил ее возлюбленный, звучало больно и страшно; а он вовсе и не старался смягчить приговор, и даже не пытался как-то поддержать подругу. Он констатировал факты, излагал — ясно, сжато и доходчиво — основную мысль. Все как всегда. Просто прежде она мирилась с этим, находя такую способность вести беседу не самым худшим недостатком, а вот сейчас стало невмоготу.

— Извини, — сказала она, кусая губы, — кажется, я неудачно выбрала время и место.

— Пожалуй.

— Но дома мы сможем поговорить?

— Я сегодня довольно поздно вернусь, — предупредил он.

— Опять? — возмутилась Марина.

Андрей ничего не ответил, но и выражения его лица хватило, чтобы понять: вопрос поставлен неверно.

Марина понимала, что сама загоняет себя в угол, но была уже не в силах сдерживаться:

— У меня такое ощущение, что я не имею на тебя никаких прав.

— Никто и ни на кого не имеет никаких прав, — подтвердил он, попивая кофе. — Рабство отменили почти везде.

— Только вот не надо отделываться от меня общими фразами. Эти бесконечные цитаты, остроты, фразочки, отсылки к литературе…

На них уже начали оборачиваться, потому что Марина, распаляясь, говорила все громче.

— Ну а чем тебе не угодила литература? — полюбопытствовал Трояновский.

— Ты такой хороший и правильный, да? Знаешь, гораздо проще теоретически любить весь мир и никому не желать зла, чем помочь одному человеку. Около тебя холодно, ты пустой, ты как… как погремушка!

Она вскочила, схватила сумочку и выбежала из-за стола. Сей порыв имел не страшные, но неприятные последствия: девушка за что-то зацепилась колготками и в ярости оттого, что все-все складывается так отвратительно, прорычала, не сдерживаясь:

— Твою мать!

Приличная дама за соседним столом скроила презрительную гримаску. Андрей побагровел от злости. Расплатившись по счету и спустившись вниз, он обнаружил, что Марина стоит около его машины с независимым видом.

— Отвези меня домой! — скомандовала она.

— Я могу подбросить тебя только до Прорезной. В крайнем случае, до Золотых ворот.

Марина плюхнулась рядом с ним на сиденье.

— И я попрошу тебя впредь не употреблять такие выражения. Во всяком случае, при мне.

— Конечно, — едко ответила девушка, которую теперь бы не остановил и бронетанковый полк, — она бы сделала это так мило, так изысканно. Не то что я. Я ведь рылом не вышла?

Андрей хмурился, но молчал, однако Марина швырнула ему на колени две или три фотографии.

— Нет! Ты мне объясни, объясни, чем она тебя взяла?!