Голубая звезда - Ким Болдуин, Ксения Алексу (2010)

— Но не погибли же. Я видела размер парашютов, — спокойно сказала она. — Я знала, что у нас все получится.

— Да ты понимаешь, на какой риск ты пошла? — кричала Домино.

— О, внезапно ей стало не безразлично, останется ли она в живых!

— Я к таким вещам никогда безразлично не относилась, ты безрассудная идиотка! — Домино снова ударила ее, что есть силы.

— Это я то идиотка? Это ты пытаешься саму себя скомпрометировать, ты хочешь перечеркнуть всю свою жизнь.

— Слушай, это моя жизнь, — настаивала Домино.

— Вот в этом-то и состоит твоя проблема, Лука. Ты думаешь, что твоя жизнь принадлежит тебе. Экстренный выпуск новостей, детка: это не так. Никогда не принадлежала, и не будет. — Аллегро взглянула ей в глаза. Холода она не чувствовала, но видела, что при каждом выдохе изо рта Домино, вырывается белый пар. — Никому из нас не дано уйти. Нас купили, нам платят. И мы принадлежим им, такова уж судьба.

Когда эти слова прозвучали, Домино прекратила бешено стискивать запястья Аллегро и села, обхватив колени руками.

— Миша, как ты это делаешь? — спросила она упавшим голосом. — Как ты можешь жить, видя все это?

Аллегро так и лежала, как будто Домино все еще вжимала ее в снег, лишь слегка приподнялась на локтях.

— Я предпочитаю абстрагироваться, чтобы не чувствовать.

— Чушь. Из всех кого я знаю, ты живешь, ты чувствуешь, как никто другой.

— Приглядись, Лука. Все свои эмоции я только изображаю. И позитивные, и негативные. Мне удалось стать профессионалом, я не только какую-то другую личность могу имитировать, но и собственные чувства.

Домино потрясла головой.

— И как ты можешь так жить? Не позволяя чему бы то ни было касаться тебя?

— А кто о жизни говорил? Это выживание. У меня сердце бьется быстрее только от скорости. Я заставляю себя идти на разные вещи только потому, что хочу проверить, где мой предел, и сохранился ли еще страх смерти. — Она пожала плечами. — Иногда помогает.

— Тебе не раз приходилось бороться за жизнь. — Домино подалась вперед, ей хотелось видеть лицо Аллегро. — Хочешь сказать, тебе никогда не было страшно?

— Я чувствую только, что необходимо выжить. Это чисто на инстинктах.

— Ну, нет, Миша. Мы вместе были на разных заданиях. Я видела страх в твоих глазах.

Аллегро отвела взгляд. Она вздохнула, клубы пара сорвались с губ, она смотрела, как молочные завитки растворились в темноте.

— Да. И именно поэтому я не могу позволить тебе так поступить с собой. Или со мной. — Это признание далось ей труднее, чем любое из заданий за всю ее жизнь. — По крайней мере, пока ты здесь, пока ты со мной, страх остается. Я не за себя боюсь, а за тебя. То, что ты рядом, мой единственный человек в этом гребаном мире, за кого я беспокоюсь, и заставляет меня чувствовать, что мне есть, чего бояться. Я боюсь потерять тебя. Когда ты рядом, я чувствую, что есть кто-то, кто переживает за меня.

— И ты права, я переживаю.

Аллегро села, взглянула в глаза Домино.

— Не обманывай себя, Лука. Они не станут колебаться, они уберут нас, если потребуется, чтобы защитить свою драгоценную Организацию. Они вкладывались в то, чтобы вырастить из них профессиональных убийц, они не в семейные ценности вкладывались. Если нас придется убрать, пожалеют они только о деньгах и времени, которые на нас потрачены.

— Почему ты не бежишь? — спросила Домино. — Если ты ничего не боишься?

— Я бегу. Всякий раз, когда у меня есть шанс. И желательно, как можно быстрее и дальше. Всегда устремляюсь к финишной черте: вдруг, она последняя.

— Я имею в виду, действительно, бежать, — давила Домино. — От такой жизни.

Аллегро не ответила. Звук мотора вдалеке пронзил тишину. Она поднялась и стала собирать парашют, но Домино положила руку ей на плечо, останавливая.

— Мишель!