Гробница Фараона - Виктория Холт (1995)

— Я такой безнадежный дилетант?

— Это ответственная работа, мы действуем крайне осторожно, но так будет не всегда, ты быстро учишься.

— А Табита?

— Что Табита?

— Ты говоришь о работе с ней, а не со мной.

— Она много работала с моим отцом.

— Она не дилетант?

— У нее есть опыт…

— Которого нет у меня.

— Который ты приобретешь со временем.

— Как? Если мне не разрешают непосредственно участвовать.

— Всему свое время, ты должна понять.

— Я стараюсь, Тибальт.

— Будь терпелива, дорогая моя.

Когда он говорил ласковые слова, а это случалось редко, мое счастье преобладало над огорчением. Я согласна ждать. Все логично. Пока я не могу работать с ним бок о бок.

Он поцеловал меня:

— В свое время, Джудит.

— Сколько мы здесь пробудем? — неожиданно спросила я.

— Ты уже устала?

— Нет, с каждым днем становится все интереснее. Я подумала о Теодосии. Она хочет домой.

— Ей вообще не следовало приезжать сюда.

— Ты хочешь сказать, что Эван должен был оставить ее дома?

— Она слишком робкая, чтобы участвовать в подобных экспедициях. В любом случае, она может уехать в любое время, когда пожелает.

— А Эван?

— У него есть работа.

— Он незаменимый член экспедиции?

— Да. Он хороший археолог, хотя более склонен теоретизировать, чем заниматься практической работой.

— А ты делаешь и то, и другое?

— Естественно.

— Я знаю и восхищаюсь тобой, Тибальт. Ничуть не меньше, чем Хаким-паша восхищался мной.

Я заснула; не знаю, спал ли Тибальт. Думаю, он мечтал о славе, которая его ждет, когда он отыщет неразграбленную гробницу и первым ступит в нее, после того как прошло четыре тысячи лет.

* * *

Рано утром мы с Теодосией пошли в лавку. Теодосия плохо переносила жару и думала только о возвращении домой и о предстоящих родах.

Я старалась успокоить ее. Говорила, что местные женщины рожают в поле, а потом продолжают работать. Она немного успокаивалась, но, я знала, ненадолго. Полностью она успокоится, лишь когда мы начнем готовиться к отъезду. Теодосия разрывалась между желанием уехать в Англию и остаться с Эваном.

— Куда ты поедешь, к матери?

Она скривила лицо:

— Но по крайней мере там нет такой жары и Сабина рядом.

Сабина тоже ждала ребенка. Но ее отношение к своему положению отличалось от реакции Теодосии, если судить по ее письмам. Это были длинные письма, бессвязные, как и ее болтовня. Она вместе с Оливером радовалась будущему ребенку.

«А Доркас и Элисон просто чудесные, они все знают о детях, хотя своих им Бог не послал, но ведь они растили тебя. А ты была чудесным ребенком, умным, сообразительным, красивым, послушным — так говорят о тебе твои тетушки, но я, естественно, им не верю».

Я представляла Сабину, вспоминала нашу зеленую округу, голубые колокольчики, дикие орхидеи. Я скучала по Доркас и Элисон, мне хотелось зайти в дом священника и послушать болтовню Сабины.

Я подняла глаза и посмотрела в лазурное небо, потянула носом воздух, приносящий запахи рынка, — местная экзотика не переставала привлекать меня.

Мы остановились у магазина, где обычно работала Ясмин, склонившись над вышивкой. Но тем утром вместо нее мы увидели мальчика, который трудился над кожей.

— А где Ясмин?

Он взглянул на нас и отвел глаза, покачав головой.

— Она не заболела? — спросила я.

Но мальчик не понимал меня.

— Наверное, у нее сегодня выходной, — предположила Теодосия.

Мы пошли дальше. К сожалению, предсказатель судьбы сидел на своем месте на тротуаре. Он посмотрел на нас:

— Да будет с вами Аллах, — пробормотал он.

Он с надеждой смотрел на нас, и я не смогла пройти мимо, потому что миска, стоявшая перед ним, была пуста.