Последняя королева - Гортнер Кристофер Уильям (2006. 2008)

Я передала Изабеллу мадам де Гальвен, чувствуя, как мои руки превращаются в лед. Мадам де Гальвен поспешно увела моих дочерей. Едва стих испуганный плач Изабеллы, в моей душе вновь вспыхнуло темное пламя, как и в тот раз, когда я набросилась на шлюху Филиппа. Я вонзила ногти в ладони, едва сдерживаясь, чтобы не накинуться с дьявольским воплем на дона Мануэля.

– Вы не имеете права! – прошипела я. – Ни малейшего!

– Я в своем полном праве, – возразил он, пятясь к стражникам за спиной. – Я здесь по приказу его высочества эрцгерцога. Он запрещает вам общаться с кем-либо до его возвращения. – Он показал на Беатрис и Сорайю. – Им придется уйти.

– Только через ваш труп, – проговорила сквозь зубы Беатрис, делая шаг в его сторону.

– Взять! Взять ее! – завизжал дон Мануэль.

Стражники шагнули вперед, опрокинув позолоченный столик. Сорайя схватила вазу.

– Сорайя, нет, – прошептала я. – Иди с Беатрис. Делай, что они говорят.

Двое стражников выволокли фрейлин за дверь. Глаза мои застлала кровавая пелена. Метнувшись к камину, я схватила кочергу и двинулась к дону Мануэлю, намереваясь раскроить ему голову. Стражник сжал мое запястье рукой в перчатке, и кочерга со звоном упала на пол.

– Надеюсь, нам не придется вас связывать, ваше высочество, – скорее испуганно, чем угрожающе, проговорил дон Мануэль.

На фоне дворцовых стражников он выглядел уродливым ребенком в пышном одеянии.

– Только попробуйте, – прошептала я, – и поплатитесь головой.

Лицо его дернулось.

– Я только исполняю приказ. – Он дал знак стражникам, которые уже спешили к двери. – Пошли отсюда.

– Да, – насмешливо бросила я. – Бегите, словно свора псов. Вам только и остается, что терроризировать беззащитных женщин.

Дверь закрылась. Я услышала, как стражникам приказывают остаться. Стены сомкнулись вокруг меня.

* * *

Неделю спустя в мои покои ворвался Филипп, источая запах конского пота и вина:

– Что? Считаешь меня идиотом? Думала, я не разгадаю твою дурацкую игру?

Я взглянула на него из кресла:

– Как хорошо, что ты вернулся. Может, соизволишь теперь меня освободить? Или хочешь, чтобы говорили, будто ты жестоко обращаешься с матерью твоего будущего ребенка?

Я преднамеренно бросила ему в лицо эти слова, зная, что иного выбора у меня нет. Мне не давали чистую одежду, не позволяли мыться, не допускали ко мне фрейлин. Ночной горшок в углу был переполнен и вонял, как и несколько ваз. Еда, которую мне просовывали через дверь на подносе, заплесневела. В покоях пахло, как в выгребной яме.

Филипп внимательно оглядел меня, сузив глаза. Я отметила, что он потолстел: наверное, в свободное от Генеральных штатов и шлюх время основательно заправлялся жареным мясом и хорошим вином. Его когда-то слегка выступающий, но симпатичный подбородок теперь покоился в складках плоти. Редкая бородка, которую он безуспешно пытался отрастить, лишь подчеркивала полноту лица.

Как он мог когда-то казаться мне желанным?

– Ты беременна? – помедлив, спросил он.

– Такое случается, когда мужчина насилует собственную жену. Будь у меня возможность, я бы своими руками вырвала дитя из утробы!

– Да ты совсем рехнулась, если говоришь такое, – фыркнул он.

Взявшись за подлокотники, я поднялась на ноги. Пол подо мной покачнулся. От долгого сидения у меня закружилась голова, но я все же нашла в себе силы рассмеяться:

– Да, вероятно, я сошла с ума. Только сумасшедшая могла бы тебя полюбить, думая, что в тебе осталось хоть что-то от чести Габсбургов. Только сумасшедшая могла поверить во всю ту ложь, что ты на меня вывалил. Подумать, что ты способен полюбить кого-то, кроме себя самого. – Я улыбнулась, показав зубы. – Но я не настолько сошла с ума, чтобы отказаться от короны. Можешь лгать мне, предавать меня, держать в плену до конца моих дней, но, пока я жива, Кастилия никогда не станет твоей. Ты скорее умрешь, чем сядешь на мой трон.