Последняя королева - Гортнер Кристофер Уильям (2006. 2008)

Я молчала: упоминание о матери невольно ранило меня. Отец вновь повернулся ко мне и покачал головой:

– Прости. Не хотел сделать тебе больно. Сказал не подумав.

– Знаю, папа. – Я посмотрела ему в глаза. – Можешь говорить о ней, если хочешь.

– Нет, – криво усмехнулся он. – Поговорим лучше о тебе, хорошо? – Он вернулся к столу и поставил кубок. – Не хотел бы тебя больше обременять. Хочу, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. Понимаю, за одну ночь этого не добиться, учитывая, что тебе пришлось пережить.

– Я все выдержу, папа, – улыбнулась я. – И у меня есть вопросы, на которые можешь ответить только ты.

– Вопросы? – Удивленно взглянув на меня, он снова взял кубок, осушил его и тут же опять наполнил из графина. Раньше он пил куда меньше, практически полностью воздерживаясь от вина, за исключением официальных приемов. – Ладно. – Он расправил плечи. – Задавай свои вопросы.

Я глубоко вздохнула:

– Почему ты уехал из Испании, даже не попытавшись со мной увидеться?

К моему облегчению, в словах моих не прозвучало упрека. Только теперь я в полной мере поняла, насколько сбило меня с толку его поведение и насколько я в нем нуждалась, стремясь пережить своего мужа и завоевать трон.

– Я думал, ты знаешь, – нахмурился отец. – Филипп меня вынудил. Угрожал вторгнуться в Арагон. У меня нет той полноты власти, которой я обладал вместе с твоей матерью. Даже будучи регентом, я все равно нуждался в поддержке грандов. А они целиком выступили на стороне твоего мужа.

– А Сиснерос? Он был твоим шпионом?

– Да. Он сообщал мне обо всем, вплоть до того заседания кортесов, где ты бросила вызов Филиппу. А потом по какой-то причине вдруг перестал писать.

– Ничего удивительного. Он пытался завершить то, что начал Филипп. Думаю, он сам хотел править Кастилией, возможно через своих сыновей.

– Не сомневаюсь. У старого стервятника наверняка рыльце в пушку, хотя сразу после моего приезда он явился ко мне и убеждал, что его единственная цель – защищать королевство. Собственно, большинство вельмож просили у меня прощения.

– Это у меня они должны просить прощения! – возмутилась я.

Отец кивнул, задумчиво глядя на меня.

– Они полагают, что я намерен вернуть себе регентство, но я ничего по этому поводу не говорил. В Кастилии теперь есть королева, и я ни на что не претендую.

Я молча слушала отца. Мне не хотелось настаивать, но я знала, что не успокоюсь, пока не услышу от него ответ – и только от него одного.

– Хочу спросить еще кое о чем, папа.

– Да?

– Ты… – голос мой сорвался, – ты приказал отравить Безансона?

Сама не знаю, почему я об этом спросила. Возможно, мне помогала очистить душу и отогнать страх мысль, что я, будучи дочерью своего отца, сделала лишь то, что было необходимо. Я знала: не поступи я так, Филипп уничтожил бы Испанию. Но я до сих пор просыпалась ночами в поту, снова видя собственные руки, хладнокровно растирающие травы в порошок и сыплющие его в вино, где тот мгновение клубился, словно дым, прежде чем раствориться в красной жидкости. Откуда я могла знать, что в страхе схваченные со стола травы помогут мне добиться цели, что достаточно будет всего двух кубков, чтобы навсегда освободиться от тирании Филиппа? Откуда у меня нашлись силы убить собственного мужа?

Отец шагнул ко мне:

– Ты и правда считаешь, что я способен на такое?

– Он сказал, что его отравили. Я слышала, как он говорил Филиппу. И Филипп ему поверил.

Взгляд отца стал жестче.

– В таком случае твой муж был почти такой же дурак, как и тот старый архиепископ. Мне все равно, кто и во что поверил. Но, отвечая на твой вопрос, – нет. Я его не отравил. Хотя, да простит меня Господь, если кто и заслуживал подобного, то именно он.