Сепсис - Элина Самарина (2005)

— Ну что ты из пустяка трагедию делаешь? — Он попытался обнять жену, но Влада сердито вывернулась. — Ну вот. Не было проблем, так тебе стало скучно… Захотелось драмы. Подумаешь — сын принес двойку. Вот так ужас! Хочешь, завтра дам учительнице пятьсот баксов и у Ника будут одни пятерки? Ты этого хочешь?

— Нет. Я хочу, чтоб мой сын хорошо учился. И понимал, что сейчас закладывается его фундамент. Чтоб у него было стабильное будущее.

Алексей все еще улыбался, но голос его отвердел:

— Фундамент его уже сформирован. А будущее у него стабильнее, чем у кого-либо другого. Потому, что это моя обязанность. Мое дело. И не надо из сына делать машину. Терпеть не могу отличников. Пусть живет в беззаботном… в бесшабашном детстве. А повзрослеть и хлебнуть проблем еще успеет. Не создавай ему искусственных проблем.

— Лекс, — Влада нервно поправила челку, — зачем ты забираешь у меня ребенка? Зачем во всем потакаешь? Дети тебя и так обожают. Зачем же так обезличивать меня?

— Не понял. Это что-то новенькое… По-твоему, если Ник любит меня, он автоматически не любит тебя? Оригинальные критерии!

— Ты все прекрасно понимаешь! Я — мать. Я желаю детям только добра. И не могу воспитывать сына с оглядкой на что-то. Почему я должна… бояться сказать сыну то, что противоречит его желаниям?.. А потому, что отец тут же его поддержит! Ты и Даню будешь воспитывать в том же духе?

— Даня сам старается быть похожим на Никиту. — Лекс усмехнулся. — За Даню я спокоен!

— Зачем тебе это, Лекс? В твоих потаканиях чувствуется подвох. Ты не хочешь, чтобы дети меня любили?

— Хороший вопрос! — Лицо мужа преобразилось: угасло благодушие, а взгляд стал точной копией взгляда Бравина-младшего: — Зачем мне это? Знаешь зачем? Для стабильности в нашей семье. Никита любит только то, что люблю я. И всех, кого я люблю. Пока я тебя люблю, и дети будут любить. Если ты разлюбишь меня, то потеряешь все. Деньги, золото — этим тебя не удержать. А дети… Дети — твоя ахиллесова пята.

Это было откровением. Влада ошарашенно уставилась на мужа:

— Так значит… ты это специально? Специально потакаешь… Чтоб он тебя… Чтоб меня… Лекс! Это чудовищно!

— Чудовищно?! Что чудовищного в том, что я не хочу тебя потерять?

— Но не таким же способом! Ты, наоборот, укрепляй наши отношения через детей! И потом… по-моему, нет причин потерять друг друга.

— Кто знает? Ты… такая красивая, эмоциональная. Я застраховался. И застраховался намертво.

Влада подняла глаза. В них рядом с грустью металась растерянность.

— Не понимаю, что происходит с нами…

— С кем это с вами?

— С нами. Со всеми нами, — Влада отрешенно глядела сквозь Алексея. — Когда мы из образованного и просвещенного народа превратились в циничных неучей? В невежд. Почему молодежь перестала читать? Ладно, допустим… Жуковского или Карамзина — это я еще могу понять. Не актуальны. Но Пушкин, Толстой… А Пастернак! Они что, тоже устарели? Почему не интересен им Чехов, Шекспир.

— А зачем их знать? — усмехнулся Лекс. — Знаешь, из всех заработанных мной денег я даже десяти копейками не обязан ни Пушкину, ни Толстому, ни Пастер… Хотя нет, вру: вот Пастернаку обязан. Только не тому, который стихи писал, а Матвею Яковлевичу. В прошлом году мы с ним очень неплохую операцию… Да ладно, Владуся! Ну что тебе Фадеевы, Шолоховы? Пусть их читают те, кто на них деньги делает. Филологи, учителя… А Ник и Даня учителями не будут. Неприбыльная профессия. Кстати, слышал, Шолохова из школьной программы — фьють! Убирают. И правильно. Пусть лучше мемуары Рокфеллера или Карнеги введут вместо «Поднятой целины». А то, пока мы Шолохова читали — земля бурьяном поросла. И в самом деле: кто будет возделывать землицу? Нам некогда! Мы не пахари, мы читатели. Самый читающий народ!

Лекс рассмеялся своей шутке и игриво притянул Владу к себе. Но она высвободилась из объятий и с горьким укором прошептала: