Сепсис - Элина Самарина (2005)

— Это не навязчивый сервис, а меры предосторожности.

— Да ладно! Кто станет на меня покушаться?

— Как кто? — возмутился Дудин, но тут же прикусил язык. Вспомнил, что «Влада очень впечатлительная и надо оберегать ее от стрессов». Положение, в которое вогнал его Лекс, требовало дипломатических ухищрений. А на них не хватало ни сил, ни времени. Влада же своим легкомыслием начинала нервировать.

— Тебе, конечно, ничего не грозит, но сейчас такое время… Надо на воду дуть, не ожидая ожога молоком. Это простая предосторожность.

— Не темни, Геник. Я чувствую: что-то происходит… Какая-то тревога…

— Вот это зрелая мысль! Пусть будет тревога, хоть и необоснованная, чем бесшабашное легкомыслие. Мне Лекс поручил…

— Ах, поручил! Значит, я не ошиблась: Лекс поручил следить за мной! Боже мой! Чем я дала повод не доверять мне? Зачем эти слежки?

— Да не слежка это! За тобой не следят, а оберегают. Нормальная забота.

— Нет, Геник, не забота это, а ревность, — печально резюмировала Влада. — Только не знаю, почему Лекс не доверяет мне, почему ревнует…

— Да потому, что любит. Любит безумно, потому и ревнует! Мне бы так кого-нибудь ревновать. — Генрих грустно рассмеялся.

* * *

Увлечение Владой… нет, влечение к Владе очень беспокоило Фауста. Ему казалось, какой-то квартирант поселился в нем: неуживчивый, беспокойный, все время раздвигающий для себя пространство. До сих пор его душа, словно скафандр, была плотно и герметично закрыта. Как проник туда этот неугомонный, неуемный жилец?! Это было что-то новое, что-то доселе неиспытанное. До сих пор он с легкостью подавлял страсти, мешавшие его целям. То же было и в отношениях с женщинами: они заходили настолько глубоко, насколько он позволял. Не далее и не дольше. Фауст давно усвоил, что бизнес и женщина — стихии взаимоисключающие. И привел бы примеры, когда увлечение женщиной до основания губило дело.

Если бы Дон попал в подобную ситуацию, Фауст устроил бы ему разнос. Беспощадный, с презрительным изломом губ. А самому себе?.. Да, крайне недоволен был Павел этим незваным квартирантом. Но ничего не мог поделать со своевольной и неукротимой ипостасью. Ни-че-го!

* * *

…В Москву Алексей приехал поездом. Не рискнул самолетом. Вдруг объявили Бравина в розыск. А МПС, слава Богу, фамилий не спрашивают.

Генрих смотрел на друга с сочувствием и тревогой. А в глазах Рудика Алексей уловил промельки торжества. Но Дикий тщательно упрятывал обуревавшие его эмоции. Он и в самом деле испытывал удовлетворение: вот, мол, говорил я — без меня не проедешь, не пройдешь, а вы, мол, не въехали в ситуацию, вот, мол, и получите конкретный рамс.

— Эх, Лексус, говорил я тебе, не впрягайся в одиночку. Здесь надо подключать токи высокой частоты… Да, да! Слушаю… — перебил себя Дикий, поднеся к уху запиликавший мобильник. — Так… так… понятно…

Алексей и Генрих с интересом вслушивались в реплики, наблюдали за лицом Рудика. И тускнели. Потому что мрачнел Дикий. Закачалась укоризненно голова. С безнадежным упреком смотрели его ледяные глаза на Алексея и почему-то на Генриха.

Минут двадцать длился этот разговор с Казанью.

Сразу, как только Лекс поведал Рудику о своих злоключениях, Дикий отзвонил Элику — криминальному авторитету из Казани, попросил его прокрутить ситуацию.

Всего шесть часов прошло, а Элик уже давал расклад. И судя по длительности его монолога — расклад обстоятельный. Отведя аппарат от вспотевшего, натруженного уха, Дикий задумчиво вытянул губы: