Красные листья - Полина Саймонс (1999)

Он принял душ, затем оделся в брюки хаки и темно-голубой свитер. Приладил кобуру из коричневой кожи со своим короткоствольным «магнумом». Тщетно поискал растворимый кофе. У Энди О'Мэлли так и не нашлось времени приучить его пользоваться кофеваркой, поэтому он хранил ее в шкафу в качестве сувенира. Спенсер взял банку колы и сел за стол на кухне. Смахнул с него на пол старые газеты и высыпал содержимое банковского сейфа Кристины.

Он начал осторожно перебирать бумаги, чтобы найти что-нибудь о ее отце и об Альберте. Он просто искал, ощущая, как среди этих бумаг трепыхается ее душа, как птица в клетке.

Письма от бабушки были наполнены жалобами разного рода, и главной темой там была искренняя тоска по Кристине. Бабушка писала, что очень по ней скучает, скучает по детям, играющим у озера.

«Каким детям?»

Спенсер еще раз внимательно всмотрелся в фотографию Кристины-подростка, где она держала бумажного змея. На ней она выглядела исключительно аккуратной, ухоженной, волосы были коротко подстрижены и причесаны, она улыбалась, а позади нее был виден пролив Лонг-Айленд. Между девочкой и проливом виднелась низкая каменная стена и кусочек берега. По времени это выглядело как поздняя осень — листья все уже опали. Кристина на фотографии счастливо и широко улыбалась.

«Гринвич, — подумал Спенсер. — Гринвич, штат Коннектикут».

Снова зазвонил телефон. Уилл нашел кое-какие деньги для вознаграждения — они оказались заложенными в бюджет управления — и собирался попросить в колледже повесить объявления на административных корпусах, библиотеках и общежитиях.

— Сколько они дали?

— Пять сотен баксов, — со значением произнес Уилл, как будто пять сотен баксов были пятью тысячами.

— О, — сказал Спенсер, имитируя восторг, — отлично. Ну, если это не поможет нам найти убийцу, тогда уже ничто не поможет.

Он вернулся к бумагам Кристины. Об отце ничего. Наверное, она порвала то его письмо, где сообщалось, что он от нее отказывается.

За одним из писем бабушки Спенсер обнаружил записку, адресованную «Самому дорогому на свете Альберту».

Спенсер быстро ее развернул. Письмо, за которым лежала эта записка, не имело к ней никакого отношения, и записка к Альберту не имела ничего общего с письмом бабушки. В записке к «Самому дорогому на свете Альберту» говорилось:

«Прошу тебя, пожалуйста, не делай так, чтобы слова Бернарда Шоу могли иметь отношение к тебе…

Она заставляет тебя желать своего собственного крушения.

Любящая тебя Кристи».

Спенсер перечитал эти слова снова и снова, пока они не врезались в его память навсегда. Но эти слова не имели никакого смысла ни при чтении в первый раз, ни в сотый.

Записка была написана на обрывке старого листка бумаги и запрятана между конвертами, картинками и салфетками, как будто отыскать ее должен был только Альберт, а больше никто.

— Ладно, Альберт. Начнем, — громко произнес Спенсер, поднимаясь из-за стола с запиской. — Выходи, твой черед!

Спенсер поехал в общежитие Хинман в час тридцать. День был серый и облачный. В общем, декабрьский.

Альберт оказался на месте, один в своей комнате. Они вежливо кивнули друг другу.

— Вы располагаете временем? — спросил Спенсер. — Хотя бы небольшим. Мне бы хотелось, чтобы вы со мной проехали в одно место. Я хочу вам кое-что показать.

— Конечно, — сказал Альберт, надевая кожаную куртку. — Я рад помочь вам чем могу.

— А Аристотеля мы взять с собой можем? — спросил Спенсер.

— А вот это, наверное, не стоит. Он очень беспокойный.

— Он отличный пес. Мне бы хотелось взять его тоже.

Альберт пожал плечами:

— Ладно. Пошли.