Красные листья - Полина Саймонс (1999)

— Кристина сохранила пакетики с картонными спичками из мест, где вы останавливались, и салфетки из пабов, где вы бывали.

— Неужели?

Что присутствовало в его голосе? Сожаление? Нежность? Беспокойство? Альберт был непроницаем.

— Альберт, как вы могли жить здесь и делать вид, что Конни ничего не известно?

— Я не считал, что ей что-то известно.

— В самом деле? Тогда почему она ударилась в панику в час ночи и принялась отчаянно искать вас повсюду?

— Иногда она становится… приходит в сильное возбуждение. Конни очень страстная натура, — вздохнул Альберт.

— Страстная? Приходит, говорите, в сильное возбуждение? Да она чуть с ума тогда не сходила! Обычно, если все в отношениях между любящими людьми нормально, такой реакции быть не может. Вот если между ними есть ложь, то тогда да. Особенно если тут замешана еще одна женщина. Тогда да. В этом случае все это имеет вполне определенное название: обман, предательство. Вы просто-напросто предавали Конни.

— Я никого не предавал, я вам говорю. Никого.

— Ну а Конни тоже так считала?

— Да. Я так думаю. Но куда вы все клоните, я никак не пойму?

— Послушайте, — сказал Спенсер, — вы настолько привыкли лгать насчет себя и Кристины, что все еще не можете остановиться. Я прошу вас, остановитесь. Сейчас. Понимаете, ваше вранье не только меня сильно злит, оно вас подводит.

Они вышли на улицу и остановились рядом со старым гамаком, который был засыпан снегом. Альберт поежился и задернул молнию на куртке. Потом вздохнул и разоткровенничался:

— Послушайте, я не вру. Вы не можете себе представить, как отвратительно я себя чувствую из-за всего этого.

Спенсер молчал, он был разочарован. Тот разговор, на который он рассчитывал, не состоялся. Здесь так красиво: горы, снег, долина внизу, но любоваться всем этим желания не было. Потому что в его душе накапливался неприятный осадок, вызванный общением с этим субъектом, который стоял перед ним. И он с каждой минутой нравился Спенсеру все меньше и меньше.

— Альберт, что вы за человек? Что за люди были вы с Кристиной? Ведь Конни так вас любит! А Джим любит Конни…

Альберт фыркнул.

— Зачем вы подсовывали дерьмо и заставляли их его есть? — продолжил Спенсер. — Зачем? Почему непременно надо было общаться и каждодневно лгать, вместо того чтобы порвать с ними всяческие отношения, и пусть бы каждый шел своей дорогой?

— Потому что мы были друзья и хотели оставаться друзьями. А, кроме того, мы с Кристиной все равно не смогли бы ужиться друг с другом. Детектив О'Мэлли, послушайте: мне предстоит прожить со всем этим до конца жизни. Я пытаюсь приукрасить действительность только для Конни, чтобы для нее все это не было таким болезненным, я пытаюсь остаться хорошим другом Джиму, я пытаюсь оставить все это позади. Мы с Кристиной так и не смогли освободиться друг от друга, но ее уже нет, и, значит, все кончено. Мне осталось теперь заботиться о тех, кому еще предстоит жить.

— О тех, кому еще предстоит жить, говорите? — Спенсер вспомнил кровь под ногтями Кристины и царапину на щеке Конни. — Разрешите спросить вас кое о чем, Альберт, — резко проговорил Спенсер. — Это касается времени, когда все еще были живы. Возможна ли была такая ситуация, когда Конни, узнав о вашей связи с Кристиной, так помутилась рассудком, что оказалась способна ее убить?

Спенсеру показалось, что Альберт испугался. Причем сильно.

— Детектив, я… — произнес он заикаясь, — я не знаю… конечно, нет… Я имею в виду, о чем вы таком говорите? Конечно, нет.

— Конечно, нет? А вот под ногтями Кристины найдены следы крови. Я не собираюсь сейчас делать никаких поспешных заключений. Придется подождать до понедельника, вот тогда и сделаем.

— Кровь? — Альберт пришел в возбуждение. — Вот как? Но это, скорее всего, ерунда какая-нибудь.

— Альберт, ваша возлюбленная была убита. А вы говорите — ерунда.