Все, что блестит - Линда Ховард

— Да, но всё же именно моя рука будет касаться тебя, — он поднял голову, и от возбуждения на его скулах появились два ярких пятна. — Не важно, какого он был возраста, — признался он нехотя. — Я не мог вынести мысли о любом мужчине, прикасающемся к тебе, а когда ты не позволила заняться с тобой любовью, я думал, что сойду с ума от отчаянья.

Джессика не могла ни думать, ни говорить о чём-либо, она откинулась назад так, чтобы его рука отодвинулась от её груди. В его глазах вспыхнул гнев, и она поняла, что Николас никогда не сможет поставить её желание выше своего, даже если речь идёт о желаниях её тела. Эта мысль убила в ней последнюю тёплую искру, и она холодно бросила:

— Всё это теперь не имеет никакого значения, с этим покончено. Думаю, будет лучше, если я вернусь в Лондон…

— Нет! — вставая на ноги, жёстко отрезал он, и начал беспокойно, будто хищник в клетке, вышагивать по маленькой комнате. — Я не позволю тебе убежать от меня. Ты убежала тем вечером и посмотри, что с тобой случилось. Почему, Джессика? — неожиданно спросил он охрипшим голосом. — Ты так испугалась, что не могла оставаться в моей постели? Я знаю, что я… Боже мой, почему ты мне не сказала? Почему не заставила выслушать тебя? К тому времени, когда я всё понял, я уже не мог остановиться. В следующий раз всё будет по-другому, сладкая, я обещаю. Я чувствовал себя таким виноватым, когда увидел, как ты лежишь на тех скалах, я решил, что ты… — он остановился с помрачневшим лицом, и внезапно Джессика вспомнила голос, который звал её, и который она сочла игрой своего воображения. Так значит, её нашел Николас.

Но от его слов всё у неё в душе застыло. Он чувствовал себя виноватым. Она могла придумать множество причин, по которым он мог желать, чтобы она осталась, но ни одна из них не могла так оскорбить её чувство гордости. Да она скорее вплавь доберется до Англии, чем останется ради того, чтобы позволить ему успокоить свою совесть! Ей хотелось обрушить на него всю ярость, вызванную испытываемыми ею болью и унижением, но вместо этого она напустила на себя обманчиво спокойный вид, инстинктивно всеми силами стараясь скрыться за маской холодного презрения, так тщательно создаваемой все эти годы.

— Почему я должна была сказать тебе? — спросила Джессика отчужденным, тихим голосом, игнорируя тот факт, что именно это она и пыталась сделать в течение нескольких недель. — Ты поверил бы мне?

Он сделал резкое движение рукой, словно это было не важно.

— Ты могла бы сделать так, чтобы доктор, обследовав тебя, предоставил мне доказательство, — прорычал Николас. — Ты могла бы позволить мне убедиться в этом самому, но гораздо менее жестоко, чем то, как всё случилось. Если бы ты сказала мне, если бы не боролась…

Некоторое время она просто смотрела на него, дивясь его невероятному высокомерию. Независимо от его миллиардов и внешней утончённости, внутри он был греком до мозга костей, и женская гордость не имела для него никакого значения.

— Почему я должна доказывать что-либо тебе? — насмешливо вырвалось у неё из глубины её страданий. — А ты был девственником? Кто дал тебе право судить меня?

Краска гнева залила его лицо, и он шагнул к ней, сделав такое движение, словно хотел встряхнуть её, но потом, вспомнив об её ранах, опустил руки. Джессика пристально наблюдала за ним с каменным выражением лица, и Николас глубоко вздохнул, пытаясь сдержать свой темперамент.

— Ты сама виновата в этом, — наконец, жёстко произнес он. — Если такова твоя точка зрения.

— Разве я виновата, что ты агрессор и тиран? — возразила она, слыша, как вместе с гневом поднимается её голос. — Я пыталась сказать тебе с того дня, как мы встретились, что ты не прав по отношению ко мне, но ты категорически отказывался слушать, поэтому не пытайся переложить свою вину на меня! Мне не следовало возвращаться из Корнуолла.

Николас стоял и смотрел на неё сверху вниз, с суровым бесстрастным выражением лица, затем его рот горько скривился.