Жена или жертва?.. - Филлис Уитни (2000)

Это был тот самый взгляд, который когда-то погубил меня. Я почувствовала, что лицо мое пылает, а руки холодны как лед. Во рту у меня пересохло, а ладони вспотели. Я была в полуобморочном состоянии. Передо мной стоял мужчина, которого я не видела восемь лет! Мужчина, в которого я была безумно, глупо, безответно влюблена восемь лет назад! Я сжала руки, пытаясь спрятать обручальное кольцо.

— К-как ты меня узнал? — слабым голосом спросила я, из последних сил пытаясь обрести душевное равновесие.

— Хороший вопрос, — рассмеялся он. — Особенно принимая во внимание, что когда мы виделись в последний раз, ты была одета в старые шорты и блузку, сквозь прорехи которой просвечивала нежная кожа цвета калифорнийского персика. — Он с удовольствием разглядывал меня. — А сейчас передо мной Мадам Эскимоска, одетая во все белое. — Его голос, словно музыка, звучал в моих ушах. Он говорил, как будто обкатывая слова языком, прежде чем перенести их на бумагу. — Я часто думал о том, какой ты станешь, когда вырастешь, — продолжил он. — Потемнели ли твои волосы? Их не видно под этой шапочкой. Да, теперь ты совсем не похожа на потерявшуюся маленькую девочку… Как твои дела?

Я постепенно начала приходить в себя.

— Все-таки восемь лет прошло, — небрежно сказала я. — Я выглядела так только потому, что ты разбил мое сердце и безжалостно бросил меня. Тебя не интересовала шестнадцатилетняя влюбленная девочка, и ты отшвырнул ее от себя, как глупого надоедливого щенка.

— А ты была очаровательным щеночком, — нежно сказал он, и я затрепетала от мучительно сладких воспоминаний. — Мне льстила твоя влюбленность. Я даже предполагал, хотя, наверное, с моей стороны это было весьма самонадеянно, что ты не слишком скоро выздоровеешь. Так как?

— Я выздоровела, — вскинув подбородок, заявила я и услышала фальшь в собственном голосе.

Наверное, на свете нет ни одной женщины, которая смогла бы забыть о своей первой любви. Просто, когда мы вырастаем, начинается что-то другое, и нам кажется, что новое чувство значительно более серьезно.

Тем временем Кейт Макинтайр завершил свои покупки и подошел к нам.

— Привет, пап! А ты, оказывается, знаком с этой женщиной? Ты знаешь, кто она?

Значит, это его сын, сообразила я, которому было восемь лет, когда я познакомилась с Трентом Макинтайром. Тот самый ребенок, о существовании которого я не хотела думать и чью мать ненавидела, хотя ни разу не встречалась с ней.

— Конечно, я знаю, кто она, — кивнул Трент. — Это мой старый друг — мисс Бернардина Блейк.

— Ничего подобного! Ты ошибаешься, — возразил мальчик. — Это жена Гленна Чандлера — вот кто она такая!

Трент Макинтайр оцепенел, и такая реакция напомнила мне поведение всех, кто находился в магазине, когда муж представил им меня. Желваки заиграли у него на скулах, а рот сжался в твердую линию. Я еще никогда не видела его таким, и мне в голову впервые пришла мысль том, что за эти восемь лет он тоже изменился, причем очень сильно. Его голубые глаза заново изучили меня, отметив и нарядную одежду, и высокие белые ботинки, забрызганные грязью, но теперь в них появился холодный интерес. У меня возникло ощущение, будто перед моим носом вдруг захлопнулась дверь.

— Она не знает, кто такая Гленда, — с удивлением в голосе сообщил мальчик.

Трент протянул мне руку, но теплое выражение так и не вернулось ни в его голос, ни в глаза.

— Добро пожаловать в Сассекс, — вежливо сказал он. — Боюсь, что мой сын растерял все хорошие манеры, которые ему прививали. Мы ваши соседи, живем в каменном доме на противоположной стороне озера Серых камней. Правда, я бываю здесь достаточно редко, только когда работаю над книгой, так что за Кейтом присматривает его бабушка.

Он не упомянул о своей жене, но теперь это не имело для меня никакого значения. Больше не имело.