Сестра моя Боль - Наталия Кочелаева (2013)

Он вспомнил, как умерла бабушка. Перед беспомощной, прикованной к креслу старухой Сестра Боли больше не считала нужным притворяться, считая ее бесполезной рухлядью. И постепенно пелена спала с сознания пожилой женщины, и она увидела истинное лицо той, которую столько лет считала своей дочерью, пусть непутевой, странноватой, но любимой и родной! Все вокруг полагали, что бабушка впала в старческую деменцию, на деле же окружающие были безумцами, а она – нормальна. Не находя иной защиты, она день и ночь не выпускала из рук икону. Старинный образ привезла она когда-то из родной деревни. Целый век он провисел на бревенчатой стене избы заволжских крестьян, целый век взирал на жизнь людей из своего оклада самоварного золота, наблюдал рождение, жизнь, смерть, тяжелый повседневный труд, радости и беды большой семьи, и со временем святой лик совершенно скрылся под слоем копоти. Но вот чудо – с того момента, как бабка взяла образ в руки и стала ежедневно, ежечасно огораживаться им от Сестры Боли, лик снова стал проступать на доске. Прежде всего проступила рука с крестным знамением, затем скорбно сжатый рот и наконец – исполненные праведного гнева глаза неизвестного святого, глаза столь искусно выписанные талантливым мастером, что казались живыми. Взгляда этих грозных глаз не выдержала Сестра Боли и, опасаясь совершать сатанинское волхвование под взглядом иконы, она задушила старуху подушкой – а рядом спала девочка, дочь. А потом аккуратно отряхнула подушку-думочку – на ней были вышиты волк и ягненок у ручья – и положила ее обратно на диван. «Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать». Так-то.

Сестре Боли льстило обожание мальчишки. Она ревновала его к Эле, но не выказывала своих чувств. Быть может, когда-нибудь эта девчонка станет сосудом, прибежищем для Сестры, и тем лучше, тем выгоднее любовь Руслана к ней. Но в остальном Сестра Боли обращалась с дочерью пренебрежительно. Оберегая плоть ее, она травила дух. Не все ли равно? Душе ее все равно придется скитаться изгнанницей по безлюдным пустошам, неевклидовым пространствам, по иным, искривленным, искаженным, непознанным мирам… Значит, не стоит ее жалеть.

Она все предугадала, все рассчитала правильно. Час ее смерти настал слишком рано, но она была к нему готова. Девчонка находилась рядом и восприняла дух Сестры Боли раньше, чем успела что-либо понять. Но всего предусмотреть не удалось. Душа девчонки упорно не желала вытесняться из тела. За короткое время своего земного бытия бок о бок с величайшей ведьмой девчонка успела чему-то научиться, изменить свою смертную, ничтожную природу! Сестра Боли только загнала ее подальше, в самый дальний и темный угол, но расправиться с ней не смогла.

И Руслан вспомнил, как шла навстречу ему Эля и как содрогнулся он, на секунду узнав в ней мать, ведь у Эли никогда не было таких серебристо-голубых, очень светлых, почти белых глаз!

Еще многое вспомнил он, чего не хотел бы помнить, и узнал то, чего не хотел бы знать. Но так уж устроен мир, и давно уже один мудрец заметил, что «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»[5].

– Так вот что это было! – вскрикнул он, оглядывая все вокруг себя этими новыми глазами. – Вот что!

И встал, и встал обновленным. Все наносное, ложное, все застившее ему жизнь вдруг расточилось, было растворено жгучим, древним ядом. Ядовитое знание выжгло из его души чужую магию, заблуждения и иллюзии, ни к чему не ведущие надежды и безосновательное чувство вины.

Глава 7

Тот, кого Руслан Обухов знал под именем полковника Семенца, которому он желал жить сто лет, давно справил столетний юбилей. Он жил на свете давно, так давно, что забыл некоторые свои воплощения – те, которые прошли без чрезвычайных происшествий.