Что за чертовщина - Люси Вайн (2019)

– Мистер Кэндис, – со злобным сарказмом продолжаю я, и от этой сквозящей в моем голосе издевки он делается почти неузнаваемым, – я бы хотела, чтобы вы мне изложили, как могли бы мы с вами уладить сложившуюся ситуацию.

Он снова испускает вздох, в котором слышится полнейшее равнодушие. Я мысленно даже вижу, как он расслабляет этот большой, развалистый, отвратный галстук на своей большой, развалистой, отвратной туше.

– Боюсь, мисс Фокс, вы уже не в силах тут что-нибудь уладить. Вам просто следует принять это как свершившийся факт. Мне понятно все ваше страстное негодование, но в данном случае это совершенно неуместно. И если только вы не вознамеритесь выкупить это здание за собственные деньги – хотя здесь следует заметить, что оно не продается, – то к октябрю это строение будет закрыто и полностью снесено. Поскольку все это вас чрезвычайно, по-видимому, огорчает, то я приношу вам искреннейшие сожаления администрации за причиненные вам неудобства. И все-таки хотелось бы обратить ваше внимание, что на самом деле мы посылали вам множество писем и уведомлений. Сперва о наших предложениях по данному вопросу, потом о возможности апелляционного процесса, потом уже о принятии решения как такового. И все наши официальные письма остались без внимания и без ответа.

Постойте! Что?!

– Извините, – говорю я, внезапно потеряв твердую почву под ногами, – но вы совершенно точно никаких писем нам не присылали. Это неправда! Не было никаких писем! Я ничего подобного в глаза не видела! Куда вы отправляли эти вышеупомянутые письма?

Слышно, как на другом конце линии шуршат бумагами, снова тягостно вздыхают – что некогда ему, мол, заниматься моими глупыми бабскими задвигами.

– Так, все письма были отправлены на имя Франсин Фокс, – зачитывает он наконец. – Это единственный имеющийся у нас контакт. Полагаю, это ваша родственница?

Черт!

Я гляжу на Франни, которая с беспомощным видом сидит рядом со мной. Та сразу вопросительно расширяет глаза.

– Секундочку… – бормочу я в трубку и перевожу мерзавца в режим без звука. – Франни, ты в последние месяцы получала письма из городской администрации? – быстро спрашиваю я как можно более ровным голосом. – Насчет нашего здания? О том, что нас выселяют?

Франни насупливается.

– Ну, может, и получала, – пренебрежительно отвечает она. – Кто следит за этой бумажной дребеденью! Если письмо не подписано от руки – значит, в нем ничего не может быть для меня интересного, и я его просто выбрасываю.

– Франни!!! – взрываюсь я, и Сэм, тихонько сидящая между нами, явно чувствует себя неловко. Бабулю же определенно забавляет этот неожиданный всплеск гнева на ее слова, и во мне вскипают отчаяние и досада, мигом выплескиваясь через край. – Франни, перестань сейчас же ухмыляться! – почти что кричу я непривычно высоким голосом. – Мы могли бы что-то сделать, чтобы это остановить! Мы могли бы опротестовать это решение, еще когда его только приняли. Наверняка можно было бы устроить открытые собрания, где общественность могла бы высказать свое мнение или обжаловать решение о сносе. Никто никаких протестов не высказывал – и теперь мы все упустили. Он говорит, что уже слишком поздно. Нас выгоняют. К октябрю здание будет снесено. Почему ты ничего не говорила мне о письмах? Я бы вместо тебя могла их прочитать. Я бы успела с этим разобраться.

Она глядит на меня с сокрушенным раскаянием, и меня сразу охватывает чувство вины.

– Прости, – поспешно говорю я. – Послушай, ты в этом не виновата. Извини, что накричала на тебя. Ты права, никто на самом деле уже бумажных писем не читает. Им надо было связаться с нами по имейлу или, скорее даже, позвонить. К тому же мое имя тоже есть в административном списке – так что совершенно непонятно, почему они все отослали тебе. – Помолчав, я вновь добавляю: – Я правда очень сожалею, что вышла из себя.