Золотой мираж - Джудит Майкл

Она развернулась и возвратилась в гараж. Я с ними даже не поговорила нормально, подумала она. Надо было сесть и поболтать хоть немного, я вела себя как-то недружелюбно. Она забралась в машину и выехала из гаража. Я все время простояла в дверях, готовая убежать. Она двинулась по узкой улице, и фары освещали маленькие кучки опавших листьев, встревоженных машиной. Не то, чтобы она считала свой дом тюрьмой, просто казалось, что все за последние дни как-то сжалось, и ей всегда хотелось двигаться, уйти из него, что бы она ни делала. Но только с Бриксом. Она даже представить себе не могла — что она захочет уйти от Брикса.

Она оставила машину перед ресторанчиком с белыми занавесками и клетчатыми красно-белыми скатертями и там увидела Джину, поджидавшую ее в закутке.

— Ты выглядишь прекрасно, как всегда, и я рада тебя видеть, сказала Джина, целуя ее. Она тронула Эмму за щеку:

— Ты слишком горячая, не простудилась ли?

— Нет! Ох, извини. Просто ты спрашиваешь, как Ханна. Меня все время допрашивают, как я себя чувствую.

— Ну, и как ты себя чувствуешь?

— Отлично. Я не знаю, почему у всех возникает охота спрашивать. Я — отлично.

Джина оглядела ее повнимательней.

— Солнышко, а что ты такое принимала совсем недавно?

Эмма на секунду ужаснулась:

— Что? Принимала? О чем ты?

— Ты прекрасно понимаешь — что ты пробовала? Травку? Кокаин? Вероятно, кокаин. И много?

Эмма утавилась на нее, оцепенев. Если Джина это заметила, то и любой может. Например, мать. Ее мать так гордилась тем, что она ни разу не связывалась с наркотиками в школе. Ей нравилось, что мать этим гордится.

— А что со мной не так? — прошептала она Джине. — Я как-то необычно выгляжу?

— Ты заведена, как пружина, вот как ты выглядишь, и ты не сконцентрирована — погляди на себя, ты смотришь не на меня, а куда-то мимо, и, держу пари, ты раздумываешь еще о десятке разных вещей кроме того, что я тебе говорю. Ты в последнее время постоянно на взводе, а я знаю, что это такое, сама через все это прошла. Так ты много принимаешь?

У Эммы поникла голова. — Не очень много. Только когда я… Понемногу, время от времени.

— Когда ты с Бриксом. Верно? И когда еще? Давай, говори, Эмма, ты ведь с ним не часто видишься.

— Только по чуть-чуть иногда. Он дал мне немного от нервов. И это помогает, когда я голодна. Ты понимаешь, иногда, когда я волнуюсь из-за Брикса или еще из-за чего-нибудь, мне ужасно хочется есть, или когда я часами работаю, а потом работа вдруг прекращается, я просто с голоду помираю, но не могу объедаться, а то наберу вес, понимаешь. А Брикс сказал мне, что если я потолстею, то больше им не буду нужна — они меня бросят и найдут другую модель. А если я принимаю кокаин — чуть-чуть, много не нужно — то больше не хочу есть, и чувствую себя отлично. — Она подняла глаза. — А мама знает?

— Не знаю. Думаю, что нет. И я ей не расскажу, если ты меня об этом просишь.

Дыхание вырвалось из горла Эммы каким-то полувздохом:

— Не говори ей. Пожалуйста.

— Я хотела бы, чтобы ты сама ей сказала, Эмма. Я хотела бы, чтобы ты поговорила с ней обо всем, что тебя тревожит.

Эмма потрясла головой:

— А я и не знала, что ты тоже пробовала, — сказала она через некоторое время.

— Кокаин и много чего другого. Я проэксперимен-тировала со значительным количеством всяких веществ, когда была в твоем возрасте, и постарше. Это было чем-то самим собой разумеющимся: все пробовали, и я не хотела отстать. И должна сказать, что многие наркотики давали потрясающе приятные ощущения, по крайней мере, некоторые. Но ненадолго. Это тупик, Эмма, вот почему я бросила. Наркотики не делают жизнь легче или лучше надолго, все, что они делают — это заставляют тебя хотеть их еще. На твоем месте я бы прекратила этим заниматься.

— Да, но ведь ты принимала их несколько лет, а теперь в порядке.

Джина вздохнула. Она взглянула на подошедшего официанта: