Золотой мираж - Джудит Майкл

— Нет, я же говорила тебе, Брикс, — она сглотнула. Он никогда не простит ей, если узнает, что она рассказывала Джине, он будет всегда ее ненавидеть. — Я никому не говорила.

— Никто не знает, что ты видела те записки?

— Никто.

Он застыл, упершись взглядом в пол. В комнате воцарилось молчание. Эмма ждала, не шевелясь. Я сделала это, думала она, я предупредила его, и теперь он обо всем позаботится. Он не нуждается в том, чтобы кто-то говорил ему, что делать; теперь, когда он знает, что может случиться, он с этим справится.

— Ладно, — сказал Брикс, выныривая из своих мыслей. Он даже легонько поежился, как только что проснувшаяся собака. — Значит так. Теперь слушай внимательно, потому что повторять я не намерен. Мы сдвинули дату запуска и скоро начнем новую серию испытаний. Ну? Это тебя удовлетворит?

— Я не просила тебя удовлетворять… — Она остановилась. — Я думаю, что это отличная идея, Брикс. Я очень горжусь тобой.

— Гордишься мной?

— Потому что ты такой сильный и знаешь, что нужно делать. Я думаю, ты замечательный.

— Хорошо, — сказал он, размышляя о чем-то другом. — И лучше тебе никому об этом не говорить, Эмма.

— О новых испытаниях? Почему?

— Это может повредить компании. Ты понимаешь, разговоры о задержке выпуска, о новых испытаниях, это может разрушить репутацию компании за секунду — все начнут болтать, что у нас плохой контроль качества, мы поспешили с выпуском, ты понимаешь — а чтобы заработать ее снова, уйдет вечность. Если вообще удастся. Ты уверена, что никто не знает о том, что ты видела записки? — Эмма кивнула. — Тогда держи все это при себе. Ты же не хочешь нам повредить, так чтобы компания закрылась — ведь тогда Девушка-Эйгер нам будет не нужна, понятно? Дай мне самому этим заняться, а ты просто забудь это все. Поняла? Забудь. Если бы ты с самого начала так сделала… Ладно. Во всяком случае, держи теперь это при себе, хорошо?

— Да.

— Ладно, это все, или у тебя еще какие-нибудь для меня испытания? — Эмма покачала головой. — Тогда чего мы ждем? Вечеринка ведь не на всю ночь. Натягивай свою курточку, девочка, и поехали веселиться.

Он широко улыбался, лицо повеселело, он весь расслабился, но в этом веселье была какая-то фальшивинка, и Эмма поглядела на него пристально, пытаясь разобрать, что же он чувствует на самом деле. И заметила, что руки у него все еще в карманах, и по-прежнему сжаты, а в глазах нет вовсе никакого выражения, они были тупы, как будто он вообще ее не видел, как будто рассчитывал некий план, не включавший ее, в который она и никогда не будет включена. По ней пробежал холодок, она сжала голые руки, словно внезапно похолодало. — Давай, надевай куртку, — сказал Брикс снова с радостным видом. — У нас впереди еще целая ночь.

Эмма поднялась на ноги. Как бы я хотела остаться дома, подумала она. Как бы я хотела побыть одна. Но она не могла. Брикс никогда не поймет, и воспримет это не в ее пользу. Я уже разозлила его сегодня, подумала она, направляясь к одежному шкафу. Сделать это снова — плохая мысль. Она повернулась, и Брикс взял ее куртку и держал, пока она не заскользнула внутрь. Тогда он обнял ее сзади, и сжал:

— Ты меня — любишь? — спросил он прямо в ухо.

— Ты же знаешь, что люблю, — прошептала Эмма.

— Ну тогда нам не о чем беспокоиться, правда? А теперь пошли, моя маленькая радость, пока они не вылакали всю выпивку.

ГЛАВА 15

Театр оказался длинным и узким зданием, переделанным кинотеатром в Гринвич Виллидж, а сиденья то оседали, то выпячивались, то кололи пружинами неосторожные задницы. Но на премьеру он был заполнен весь.

Обозреватель «Нью-Йорк Тайме» сидел в третьем ряду, выглядел довольным и делал пометки, а Клер решила, что пьеса — самая лучшая, которую она только видела.

— Интересно, подумала бы я, что она хороша, если бы театр был роскошней? — спросила она Алекса в антракте. Они стояли в маленьком закутке переполненного народом фойе.