Золотой мираж - Джудит Майкл

— Надеюсь, что да, — сказал он, улыбаясь. — Я признаю, что вся обстановка заставляет думать о каком-то стихийном бедствии, и поэтому остается только изумляться, как им удается играть, но они были бы хороши в любом месте. И кстати, были: большинство их постановок шли на Бродвее. И ансамбль известен своей театральной школой — дюжина или больше теле — и кинозвезд, которых ты видишь сейчас, из этой компании.

Подошла группка людей, и Алекс представил их Клер.

— Ну как в нашей маленькой семье? — спросил один из них Алекса.

Он улыбнулся:

— Так же мило, как и тебе — для всех нас это замечательный вечер.

Когда они отошли, он сказал Клер:

— Мы все вкладываем деньги в эту компанию: они — гораздо больше, чем я, но для нас для всех это становится семьей.

— А какая-то выручка с этого бывает? — спросила Клер.

— Никогда. Мы счастливы, что они не разоряются. Обычно каждый год большие недостачи, но всегда мы можем как-то это восполнить ежегодным сбором пожертвований. Большинство маленьких театров не приносят прибыли, сама понимаешь — они не могут ставить такие цены на билеты, чтобы оплатить все расходы. Бродвей — театр для прибыли, если ее нет, то пьеса снимается. Но здесь все совсем иначе, разве ты не чувствуешь? Никакого лоска, но зато — собственное волшебство. Я бы давал больше, если бы мог.

Клер подумала о Квентине, который вкладывал деньги в рестораны и компании по производству компьютеров и настаивал на видимой выгоде.

— Да, это чудесно.

Они постояли молча, наблюдая толпу. Алекс отбросил свой пластиковый стаканчик в корзину.

— Хочешь еще кофе?

— Нет. Спасибо.

Они снова замолчали. Гул разговоров кружился вокруг них, отскакивая от кафельного пола и потрескавшихся, с облупившейся краской стен, увешанных афишами и фотографиями других спектаклей, поставленных этой труппой. Гул околдовывал и завораживал, и почти превращался в скрип колес поезда на повороте, отсекая Клер и Алекса от остальных в их углу. К Алексу приблизилась какая-то пара, и громко стала расспрашивать про взносы для театральной труппы.

— В конце года, вы знаете, мы все внесем пожертвования. — Они были хорошо осведомлены о делах других трупп в разных частях страны, и все трое стали обсуждать их расходы и доходы, театральные мастерские, гастроли, популярность и кинопостановки.

Клер глядела на оживленное лицо Алекса и любовалась им, его энтузиазмом. Он встретился с ней взглядом и на какую-то секунду выражение его глаз изменилось — они стали такими ласковыми, теплыми… и любящими, подумала она внезапно, когда он отвернулся, чтобы ответить на какой-то вопрос, заданный собеседником. Она стиснула руки впереди себя, как будто пытаясь удержать свою мысль. Любящие. Такого ей раньше в голову не приходило.

Но они уже отошли от дружбы, подумала она, с тех самых пор, как впервые поужинали вместе несколько дней назад. В первый раз они оказались вдвоем не в ее мастерской, и поначалу были немного скованны, беседа протекала вяло и неловко, но потом Клер сказала ему, что ей очень понравилась статья в журнале, которую он написал про нее:

— Она оказалась гораздо интересней, чем я ожидала.

— Хотите сказать, что не думали, как вы интересны? — спросил он.

Они сидели в закутке маленького ресторанчика в Гринвиче, с деревянными полами, красно-белыми клетчатыми скатертями, белоснежными стенами, на которых повисли сотни корзиночек всех форм и размеров, и большим каменным камином, из которого с треском рвались вверх языки пламени. На столе перед ними стоял графин кьянти и корзинка с хлебцами.