Золотой мираж - Джудит Майкл

— Извини, — сказала она снова. — Ты — часть нашей семьи, конечно же. Просто я не выношу, когда люди расспрашивают и допытываются, как на допросе, а если этим ты и собираешься сейчас заняться, я пойду поищу какое-нибудь другое место.

— Что ж. Я благодарю тебя за часть сказанного. Но это не допрос, а беседа. Или станет ею, если ты сядешь. И у меня есть замечание. Только и всего, замечание, наблюдение. Ты теряешь вес и ходишь вечно унылая, и конечно, все дело в том молодом человеке. Сегодня восьмое августа, а он звонил тебе в общей сложности четыре раза, то есть, наверное, в десять раз меньше, чем тебе бы хотелось, и в пять раз меньше, чем он убедил тебя, что позвонит. Я гляжу, как ты бродишь около телефона и изнемогаешь, и мое сердце болит за тебя. Ты начинаешь…

— Я не хочу, чтобы у тебя болело из-за меня сердце!

— Это то, что ни ты, ни я не можем контролировать. Просто дослушай. Ты начинаешь слабеть сразу же на следующее утро после свидания с ним, вот в чем дело. Ты знаешь, что он не позвонит ни сегодня, ни завтра, даже если, держу пари, он обещал…

— Нет, не обещал. Он никогда не обещает, потому что он так занят на работе, что не может сказать мне, когда будет свободен.

— Ну, Эмма, подумай. Мы все проходили через это однажды, а, может, и дважды, но потом-то мы просыпались. Что же у тебя это так затягивается?

— Ты не понимаешь. Ты ничего об этом не знаешь.

— Да нет, понимаю: я знаю гораздо больше, чем ты думаешь, — возразила Ханна. — Сядь, и я тебе рассажу. — Она пристально глядела на Эмму, пока та не села. — Я была весьма популярной в свое время — красивой, нравилась мальчикам, и многие из них хотели на мне жениться. Многие из них хотели со мной и переспать, но в те дни мы так не делали. По крайней мере, никто так не делал из моих знакомых, а считается только это.

Лицо Эммы стало горячим. Она посмотрела на пустой стакан и ничего не сказала.

Ханна принесла кофейный кекс и кофейник.

— А если бы я была на твоем месте, — сказала она небрежно, сосредоточенно нарезая кекс, — то хорошенько вспомнила все то, что делала, попыталась бы разобраться и затем — как-то исправить ваши взаимоотношения, так, чтобы у тебя была бы хоть какая-то зацепка. Откажи ему, когда он позвонит в следующий раз. Скажи, что у тебя назначена с кем-нибудь встреча или что тебе просто не хочется выходить, все, что в голову придет. Скажи ему, что Ханна назвала его неотесанным чурбаном, а ты не хочешь гулять с такими мужчинами. Тебе надо его немножечко протрясти.

Эмма подняла глаза:

— А ты говорила такое мальчикам, когда была в моем возрасте?

— Ну… — Ханна вздохнула. — Нет, не говорила. Но если бы кто-то мне дал такой совет, могла бы, наверное, и сказать. — Она подала Эмме кусок кекса и наполнила ее кружку кофе. — Я знаю, что ты не голодна, но съешь немного.

Эмма взяла кружку двумя руками:

— Ты говоришь почти как мама, только хуже. Что значит: вспомнить и попытаться разобраться?

— Сделай так, чтобы все стало позади, — Ханна поглядела на нее пристально. — Он не должен так управлять тобой. В любых отношениях есть "много частей, как в головоломке, и ни одна из них не должна становиться настолько мощной, чтобы двигать все остальные.

Эмма открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом закрыла. Она боролась между стремлением довериться Ханне и быть с ней осторожной. Затем она вздохнула:

— Все отлично, Ханна. Я знаю, что собираюсь сделать и все будет отлично.

— Ну, может быть — да, а может и нет, но насколько я могу судить, просто глядя на тебя…

— Так прекрати на меня смотреть! — Эмма отхлебнула кофе и обожгла язык. Она открыла рот и из глаз потекли слезы. — Ты не имеешь права следить за мной или что-то мне говорить: ты гуляешь с тем парнем со смешным именем, а он на сто лет тебя моложе, и это жутко странно, если тебя интересует мое мнение, так что почему…