Телесные повреждения - Маргарет Этвуд (1994)

Вдова Миноги занимает особое место, позади гроба; она плачет не переставая, не пытаясь скрыть своих слез. Никто не выражает своего неодобрения, это в порядке вещей. В Грисвольде все по-другому. Там горестно сопели и шмыгали носами, чтобы не плакать в голос; демонстрировать свое отчаяние на людях, не прятать заплаканное лицо, нет, это считалось недостойным. Если вы вели себя подобным образом, то вам давали успокоительное и посыпали наверх отлеживаться.

— За что? За что? — без устали вопрошает вдова.

Эльва сидит рядом, держа ее руки в своих и тихонько поглаживает ей пальцы.

— Я принимала его, когда он появился на свет, а теперь провожаю из этого мира в последний путь.

Две женщины выходят из кухни, неся поднос с кружками горячего кофе. Ренни берет одну кружку, кусок бананового хлеба и кокосовое печенье. Это уже вторая чашка кофе за сегодня. Ренни садится на пол, ноги не слушаются ее. В ней шевелится ревнивое чувство, она здесь никому не нужна, она чужая. В этом гробу лежит с продырявленным черепом целая эпоха, так бесславно оборвавшаяся, такая дикая, нелепая смерть. Теперь она понимает почему он хотел, чтобы она написала об этом месте: может быть, тогда всего этого бы не произошло. Во всяком случае для него.

— Что мы можем сделать? — шепотом спрашивает она у сидящей рядом Лоры.

— Понятия не имею. Я никогда раньше не была на похоронах.

— А долго это продлится?

— Всю ночь.

— За что? — плачет вдова.

— Пришло его время, — отвечает ей одна из женщин.

— Неправда, — подает голос Эльва, — среди нас есть предатель.

Нестройное волнение проходит среди женщин. Одна затягивает молитву:

Всеблагий Боже, ниспошли на нас Свою милость,

Ниспошли высшее избавление от невзгод и несчастий,

Не оставь нас Своей добротой,

Не оставь нас Своей любовью…

Ренни уже вся измаялась. В комнате жара, народу — не продохнуть, пахнет корицей, кофе, чем-то приторным, очень душно, воздух наэлектризован, на миг ей кажется, что она очутилась в Грисвольде, Ренни нестерпима эта мысль. От чего она умерла? От рака, милостью Божей… Что-то вроде этого они тогда говорили. Ренни встает, стараясь никому не мешать, и проскальзывает на крыльцо, на воздух, через спасительно открытую дверь.

Мужчины собрались на улице, они облепили бетонный выступ, огибающий дом. И пьют совсем не кофе. В тусклом свете фонаря поблескивает горлышко бутылки, ее передают из рук в руки. В глубине сада тоже толпится народ, у многих в руках факелы, голоса дрожат от возбуждения.

Поль тоже здесь, его лицо резко выделяется в смуглой толпе. Он замечает Ренни и тянет ее к себе, прижимая к стене.

— Тебе нужно быть в доме, с женщинами.

Ренни предпочитает не реагировать на этот выпад.

— Я там чуть не задохнулась. Что происходит?

— Пока ничего. Они ослеплены яростью. Минога уроженец Святой Агаты. Здесь почти вся его родня.

Кто-то выносит на крыльцо стул. Какой-то человек залезает на него и смотрит на обращенные к нему лица. Марсон. Голоса стихают.

— Кто его убил? — спрашивает Марсон.

— Эллис, — раздается чей-то голос, и люди начинают выкрикивать «Эллис, Эллис!»

— Иуда! — Марсон срывается на крик.

— Иуда! Иуда! — несется в ответ.

Марсон поднимает руки и гомон стихает.

— Доколе это будет продолжаться? Сколько еще нам терпеть? Сколько еще будет убитых? Минога был хороший человек. А мы так и будем сидеть сложа руки, пока нас не перебьют поодиночке, да? Что бы мы не просили, нам всегда отказывают. Пришло время пойти и взять все самим.

Одобрительные возгласы перерастают в разъяренный рев. Его вдруг раскалывает отчетливое восклицание «Разрушим Вавилон!» Темнота приходит в движение. Марсон нагибается, затем выпрямляется, в руках у него компактная автоматическая винтовка.

— Проклятье! — тихонько ругается Поль. — Предупреждал же, чтобы они этого не делали.