— Но ведь сейчас выборы. Все гостиницы переполнены. Впрочем, я могу тебя устроить.

Когда они шагнули на берег, Лора сняла туфли и Ренни последовала ее примеру. Пока она разувалась, Лора держала ее камеру. Они шли по влажному слежавшемуся песку, под пальмовыми деревьями. Пляж был гораздо шире, чем на Сан-Антонио, и намного чище. На воде у берега покачивались привязанные яхты. Сразу за пляжем начинался город, вдоль главной улицы тянулись двухэтажные выкрашенные белой краской дома, где разместились магазинчики да пара иностранных банков, на склоне холма расположился жилой квартал, выдержанный в светлых пастельных тонах.

Они подошли к крутому утесу, выступающему в море, и пошли по воде вброд, подоткнув юбки. Здесь пляж еще больше, и пальмы гуще, наконец девушки увидели перед собой каменную стену и несколько ведущих к ней ступенек. Над входом — вывеска из морских ракушек, наклеенных на дерево — «Lime Tree»[5]. Вся гостиница ненамного больше обычного домишки.

— Здесь неплохо кормят, — заметила Лора, — правда Эллис пытается выселить их отсюда; хочет купить это место и посадить сюда своих людей. Представь себе, у них без конца отключают электричество.

— А зачем ему это надо? — спрашивает Ренни.

— Политика, — вздыхает Лора, — все это делается для Миноги, как я понимаю, он не выносит, когда кто-то, кроме него, зарабатывает деньги.

— Но если он такой отвратительный человек, то почему же его все время переизбирают?

— Откуда я знаю. Ладно, пойду спрошу насчет комнаты. Она направляется к главному зданию.

Ренни остается одна в прибрежном баре, посреди низких деревянных столов и стульев, занятых посетителями. Она находит пустое место, ставит свои вещи на стул напротив и заказывает себе ром. Потягивая принесенный напиток, разглядывает яхты, стоящие в гавани. На мачтах полощутся флажки, по которым она определяет, какой стране суда принадлежат; ей удается различить норвежский, немецкий, французский и некоторые другие.

Ром пришелся ей по вкусу, приятно разливаясь в желудке тепло обволакивая внутренности. Теперь можно и расслабиться: одной неприятностью меньше. Хотя бы одной.

За соседним столиком сидит молодая пара: слегка загорелая темноволосая девушка в белом платье и ее спутник в шортах, с облупленным от солнца носом. Он возится со своей очень дорогой, хотя и видавшей виды камерой.

— Это экспонометр, — объясняет он своей подруге; сразу видно, что они здесь временные постояльцы, как и она. И так же, как и она, здесь они вольные пташки, могут делать, что вздумается, фотографировать, что захотят.

На маленькой пристани перед гостиницей стоит человек, он что-то кричит, размахивая руками. Ренни с минуту наблюдает за ним, очевидно он обучает виндсерфингу трех девушек, пытающихся удержаться на воде в гавани.

— Голову прямо! — кричит он, поднимая руки вверх, как дирижер в оркестре. — Согнуть колени! — но все бесполезно, парус беспомощно повисает, и девушки одновременно опрокидываются в море. Вдали появляются две немки из отеля и идут по воде, огибая утес, юбки задраны, в руках чемоданы. У одной из них ветром сносит в воду шляпу.

Ренни недоумевает, куда могла запропаститься Лора. Она заказывает сливочный сыр и банановый сэндвич и еще одну порцию рома. Затем возвращается к своему месту и передвигает стул в тень.

— Мы вам не помешаем? — раздается над ее ухом женский голос.

Ренни поднимает глаза. Перед ней стоят уже знакомые американцы в своих вызывающих шортах, вокруг шеи болтаются всевозможные талисманы и бинокли. У каждого в руке по стакану имбирного пива.

— Здесь больше нет свободных мест.

— Конечно, присаживайтесь, — засуетилась Ренни, — я сейчас уберу свои вещи.

Не давая ей подняться, пожилой джентльмен сам освобождает стул.

— Моя фамилия Эббот, а это моя жена, — представляется он. Он пододвигает жене стул, она усаживается, не сводя с Ренни круглых младенческих глаз.