— Недавно, сегодня, — подтвердил Джон, опустив глаза, захваченный нахлынувшей волной переживаний.

— Пап, она тебя любит… Все мы.

Джон взглянул на трясину, на маяк в Сэйбрук-Пойнт. В сгущавшихся сумерках яркий луч сверкал в розоватом небе. Возле маяков он создавал любимые произведения из собранного на берегу топляка, который устанавливал на песке, потом фотографировал, перекладывая обломки крушения, средства спасения жизни.

— Расскажи отцу о своей работе, — вмешался Том.

Джон мельком бросил на него благодарный взгляд и улыбнулся дочке, на редкость очаровательной, до смешного молоденькой в синем форменном платье.

— Ну, работа тяжелая. Бесконечные очереди, порой попадаются идиоты, вроде того самого парня в хвосте. Впрочем, почти всегда интересно. Родители с детьми приветливы, мои друзья не позволяют меня оскорблять.

— Тетка твоя здесь раньше работала летом, — сказал Джон. — Мы точно так же ее охраняли.

— Тетя Берни? Быть не может! До того, как стала монахиней?..

— Вот именно, до того самого черного дня, — вставил Том. Джон выразительно на него покосился, подняв брови.

— Она мне никогда не рассказывала, — расхохоталась Реджис. — Наверно, чтобы я ее не поддразнивала.

— Ей бы это понравилось, — криво ухмыльнулся Том. — Сестра Бернадетта Игнациус ненавидит гамбургеры…

— Помнишь, как мы сюда приходили, когда были маленькими? — спросила Реджис, не сводя с отца глаз.

— Как раз только что вспоминал, как мы с тобой заказывали гребешки.

Ее глаза наполнились слезами.

— Я их с тех пор не ела.

— Почему? Разлюбила?

— Слишком напоминают мне о тебе. Я не могла их есть, пока тебя не было.

Джон кивнул, хорошо понимая. Каждый вечер за шесть лет в тюрьме он после ужина старался чем-то заняться. Как ни странно, тяжелое чувство вызывал не сам ужин, а время, наступавшее после него, когда он в прошлой жизни помогал дочерям мыть посуду, рассказывал сказки, гулял вместе с ними и с их матерью, глядя на звезды. Он потянулся и взял Реджис за руку.

— Я вернулся.

Она покачала головой, из глаз брызнули слезы, потекли по щекам.

— Нет. Домой не вернулся.

— Реджис… на это нужно время.

— Она тебя не пускает?

— Твоя мать ни в чем не виновата.

— Почему не прощает тебя? Ведь ты никого не хотел убивать…

Джон чувствовал на себе взгляд Тома, не смея взглянуть на него. Желудок сжался в тугой ком, между лопатками потекли струйки пота.

— Я не должен был выходить из дома… Должен был догадаться, что ты побежишь за мной… — осторожно объяснил он. — По-моему, именно это ее рассердило.

— Ты не остановил бы меня, даже если бы захотел, — заявила Реджис.

Он чуть не улыбнулся. Дочь абсолютно права. С раннего детства была его тенью. Он учил ее лазить по скалам, сперва потихоньку, а потом удивлялся, что она взбирается на вершины быстрее него. Ему всегда нравились приключения, и дочь унаследовала от него эту склонность.

— Это можно без конца обсуждать, только прошлое не изменить, детка.

— Знаю, — кивнула она, и у него мороз пробежал по спине от ее безнадежного тона.

— Заказ номер двадцать пять! — прогремел из динамика голос.

— Наш, — встрепенулся Том.

— Позволь мне, — вскочил Джон. Он считал это дело своим, отцовским — всегда бегал за блюдами. Порой за ним увязывалась Реджис, хватала салфетки, пластмассовые вилки. Сегодня она осталась на месте, сидя рядом с Томом. И Джон слегка огорчился — еще один признак перемен, произошедших в мире за время его отсутствия.

Но он придумал еще кое-что. Подбежав к прилавку, назвал номер заказа стоявшему за ним подавальщику. Тот протянул поднос, Джон полез в карманы, проверяя, хватит ли денег.

— Все в порядке. Заказ оплачен.

Джон высыпал на прилавок монеты.

— Нельзя ли добавить еще кое-что?

— Пожалуйста, — кивнул парень, принимая заказ.