Камень любви - Валентина Мельникова (2014)

Татьяна сидела подавленная. Ева целиком завладела вниманием Анатолия и Бориса. Нет, конечно, они выпили за Татьяну. «За ее вливание в коллектив экспедиции», — как выразился Анатолий. Но Ева в этот момент принялась чистить апельсин, сок брызнул в глаза. Она взвизгнула. И мужчины мигом ринулись ей на помощь. Предлагали салфетки, полотенце, Борис подал стакан с водой. Ева в шутку от них отбивалась, смеялась громко и охотно. Мужчины соболезновали и горестно вздыхали, потому что у нее потекла тушь с ресниц и тоже попала в глаза…

Наконец переполох стих. Анатолий опустился рядом на стул, заботливо спросил:

— Почему не ешь ничего? Устала?

— Не хочется, — прошептала Татьяна. И робко добавила: — Я лучше на улицу выйду. Душно здесь.

— Я с тобой, — с готовностью предложил Анатолий. Прихватив лежавшую на топчане куртку, бросил уже на ходу: — Пируйте без нас. Мы прогуляемся немного с Таней.

— Давай, давай! — махнул рукой Борис, даже не взглянув в их сторону, настолько был поглощен разговором с Евой. Но та вскинула голову, смерила Татьяну долгим и пристальным взглядом. Ничего не сказала, но Татьяна прочитала в ее глазах откровенную неприязнь.

Глава 12

Они вышли из палатки. Мягкий летний вечер уже вступил в свои права. Воздух, пронизанный желтоватым светом, струился теплом. Последние лучи уходящего солнца позолотили верхушки деревьев. За обеденным столом расположились парни и девушки, некоторых Татьяна уже знала в лицо. Тихо бренчала гитара, молодежь вела беседы, негромко смеялась, напевала. Со спортивной площадки доносились звонкие удары по мячу. Кто-то развел костер на опушке леса, и оттуда тоже слышны были звуки гитары и вечное студенческое:

А в первую минуту

Бог создал институты,

Адам его студентом первым был.

Он ничего не делал,

Ухаживал за Евой,

И бог его стипендии лишил…

Налетел свежий ветерок. Татьяна поежилась.

— Замерзла? — спросил Анатолий и обнял ее за плечи. — Надень мою куртку.

— Нет, не замерзла! — сказала она и отстранила его руку. — Не надо. Неудобно!

— Как знаешь, — в его голосе ясно прозвучало разочарование. Тем не менее он предложил: — Посидим на скамейке?

— Посидим, — согласилась она.

Но это предложение, которое час назад она восприняла бы с великой радостью, сейчас показалось ей лишь проявлением вежливости.

Правда, они опоздали. Скамейку уже оккупировала какая-то парочка. И тогда Анатолий молча увлек ее на едва заметную в сумерках тропинку. Десяток-другой шагов сквозь заросли — и они очутились на небольшой поляне, на самом краю утеса, в окружении старых сосен. Темные кроны резко выделялись на светлом небосклоне. Солнце уже спряталось за сопку, и сумерки, наползая, окутывали притихшую природу прозрачным покрывалом, сотканным из запахов, ласковых порывов ветерка, плеска воды на отмели и шелеста листьев. Высокие сосны выглядели непривычно сурово, нежная листва берез потемнела, зато стволы их ярко белели, выделяясь на фоне мрачного бора. Но одна из берез выглядела особо. На ее нижних ветвях колыхалось под ветром множество разноцветных ленточек.

Татьяна остановилась, припоминая. Кажется, эти ленты называются «челома» или «чалома»…

— Что ты сказала? Челома? И это ты знаешь? — спросил удивленно Анатолий.

— Я ведь читала кое-что о Хакасии перед отъездом, — смутилась Татьяна. — Здесь проводили какой-то обряд?

— Мои студенты постарались, — улыбнулся Анатолий. — Перед началом раскопок задабривали местных духов. Так уж у нас полагается. Вон там костер жгли…

Он взял ее за руку и подвел к черному, обугленному пятну среди травы, обкопанному и обложенному крупной галькой.