Поцелуй небес - Людмила Бояджиева, Ольга Арсеньева

– У всех теперь какое-нибудь горе в доме. Ведь, слава Богу, народ почти ничего не знает. Прав был отец насчет Афганских действий. Эх, маленькая моя, каких ужасов мы там насмотрелись… Эй, не грусти! Давай сыграем что-нибудь в четыре руки! Смотри пианино наше старое уже из Солнечногорска доставили.

– Потом, мам, ладно? Я что-то сильно устала.

Распорядок Московской жизни определилось быстро: Макс пропадал на спортивных площадках в компании своего нового приятеля Бори. Малышку Анечку Евгения оставила с матерью в Солнечногорске и вместе с Викой деятельно занялась устройством квартиры. К концу августа предполагалось возвращение на родину Леонида, и новый дом должен был встретить хозяина в полном блеске.

Вика не переставала удивляться разнице куйбышевской и московской жизни. Мать накануне созванивалась с шофером, в условленный час их ждала у подъезда "Волга", готовая катить в любую часть огромной столицы – за шторами, паласами, люстрами, мебелью. В магазинах, несмотря на глобальный дефицит, можно было достать все, естественно, с переплатой, в которой не только важна была сама сумма, а то, кому и как ее дать.

Да, приятно было стать вдруг богатенькой и требовательной – не прицениваясь выбирать на Черемушкинском рынке спелые персики, шишковатую чурчхеллу, крупнозернистые сладкие гранаты, янтарный виноград "дамские пальчики", поступавшие сюда из частного сектора дружеских союзных республик. А новые Викины туалеты, приобретенные с помощью "связей"? Эх, пройтись бы мимо куйбышевской школы в этом атасном костюмчике "Super Rifle" с рыжей сумочкой и мокасинах в стиле "Вестерн", разукрашенными латунными бляхами и замшевой бахромой! Нет, она не стала красоткой, примерив новый имидж, но и комплексом неполноценности не страдала – плечики развернулись по-новому, задорно, как пудель после мытья, встряхивалась новая лохматая стрижка.

Приятно и увлекательно было следить за расстановкой мебели, давать советы матери и рабочим (Нет! Нет! Левее диван, а то очень стенку "тяжелит"), а потом гонять по окнам Владика с дрелью на предмет подвески карнизов и новых штор. Но получилось – загляденье! Просто жаль одним в такой красоте обретаться, хоть билеты у подъезда продавай и приглашай на просмотр прохожих. Женя привезла из Кабула всякие экзотические финтифлюшки: медные шкатулки с вычеканенным кружевным рисунком, деревянные статуэтки, бронзовые подсвечники, металлические огромные блюда для украшения интерьера, инкрустированный перламутровый столик и даже настоящий кальян! А уж салфетки, полотенца, коврики, картинки – просто прелесть, приятно в руках подержать!

В большую комнату – гостиную, соединенную стеклянными двойными дверьми с холлом, вместился финский гарнитур из темного матового дерева, в угловую спальню с трудом затиснули громоздкий белый гарнитур "Луи", а в детской, расположилась двухярусная рижская кровать, где нижнее место предназначалось пятилетней Ане, а верх, естественно, Вике.

Виктория как бы раздвоилась: новая – почти москвичка, довольно легкомысленная и эгоистичная, подавляла сентиментальные всплески прежней, совестливой, а та, в свою очередь, коря за измену подсовывала ей душераздирающие видения: одинокое трио на опустевшем перроне – папа, Катя и Макс. Стоят, смиренно уронив руки и печально глядя вслед удаляющейся в московскую даль Виктории. И тогда обе Вики – новая и старая, в обнимку плакали, понимая, что не смогут сделать выбор, обречь на страдания одну из спорящих горячо любимых сторон.

Женя, заметив перепады в настроении дочери, осторожно зализывала раны – отец, мол, отлично живет с Катей (слава Богу, хорошая женщина встретилась!), Максим привязан к ним, как к родным, к тому же будут еще, наверно, у Алексея и свои дети. Не остановится же он на одном ребенке, всегда сына хотел. Как? Максим?! Да он вовсе не Викин брат. Как, Вика до сих пор не знала? И мальчик не в курсе? Вот чудеса-то! А она была уверена…