Поцелуй небес - Людмила Бояджиева, Ольга Арсеньева

1988 близился к концу. Кто же думал, встречая его год назад, – новенький, блестящий, словно только что сошедший с конвейера автомобиль, готовый умчать в беззаботное путешествие, что радостный, полный сил здоровячок превратится в траурный катафалк? Во всяком случае, для большинства тех, кто должен бы собраться в Рождество на острове Браунов этот год нельзя было назвать удачным. В июне Дани Дюваль похоронил бабушку. Старая дама ушла благородно и красиво, как и жила, оставив внуку свое дело и отнюдь не нищенское, состояние. Ее дочь Мэри находилась в клинике для душевнобольных, все реже выходя оттуда – ее психический недуг неумолимо прогрессировал. В конце августа, в далеком, никому здесь неведомом Российском приволжском городе скончался на операционном столе славный "джигит" Леша Козловский, а вскоре – в осетинской станице – Серго Караевич, Дед, основоположник славной цирковой династии. Затем последовала ноябрьская утрата, сразившая всех своей нелепостью: ушла из жизни простодушная, жизнерадостная Ванда, никому не причинявшая вреда, никому не мешавшая, здоровая и полная сил кокетка. Да еще как – в придорожном отеле с кинжалом в груди при обстоятельствах, обещавших, по всей видимости, остаться непроясненными. Даже труп молодого мужчины под ее балконом не был опознан. Никаких подлинных документов, кроме очевидных признаков национальной принадлежности, при нем не оказалось. Йохим узнал о гибели жены от Алисы и долго не мог поверить, что правильно понял ее слова. Он даже перешел на немецкий язык, но смысл не доходил. Смысла в том, что обрушилось на него, просто не было. Это уже позже, похоронив Ванду и пройдя через весь положенный ритуал прощания в состоянии крайней стрессовой заторможенности, Динстлер стал приходить в себя. Он словно заново обнаружив привычную обстановку своего кабинета, осенний сад за окном и спущенный, никому не нужный бассейн. Он боялся ходить по дому, натыкаясь поминутно на вещи Ванды. Вот ее сумочка, небрежно засунутая под диванную подушку, вот легонький веселый шарфик, продолжающий ждать свою хозяйку на првязи у спинки плетеного кресла, черные очки на журнале с заложенным между страниц высохшим каштановым листом. Йохим спал на диване в кабинете, он не предполагал, что когда-либо найдет в себе силы вернуться в спальню, где все шкафы, подушки, белье пахли Вандой – ее уютным, привычным присутствием. Он часами сидел в полутемном кабинете заново прокручивая "фильм" их совместной жизни – от первой ночи на чердаке деревенского сарая – к долгому содружеству и партнерству. Вот что значит супруги – общие заботы, радости и беды. Кого же кроме их двоих могли еще так горячо трогать невероятная судьба Антонии, творческие муки Пигмалиона, приключения Криса и сотни крошечных мелочей, ценность которых понимаешь только потом, навсегда расставшись с ними. Потому что они-то, выступающие в обличии обыденных забот и составляют плоть жизни – общей жизни супругов. Динстлер не думал о том, что будет делать дальше, приемлемого будущего для него попросту не существовало. Но в выжженной пустыне его души неожиданно расцвел кровавый цветок мести. Он сразу понял то, до чего не додумаются ведущие следствие профессионалы – Ванду убрали как свидетельницу те, кто заботился о будущем Максима. Остин, выслушав догадки Йохима, сокрушенно покачал головой:

– Ты на верном пути, но оставь свои планы, Ехи. Предоставь это дело мне. Беда твоя – вина моя… Только сдается мне, кто-то уже отомстил за Ванду. Немного опоздал, чтобы спасти, но отомстил сполна. Остин скрыл от Динстлера детали расследования, свидетельствующие о том, что Ванда накануне убийства имела близость с мужчиной, причем это не было изнасилованием. Знал он и то, что разбившийся араб не упал с балкона, а был сброшен своим соотечественником, которого опознали по фотографии портье и коридорная отеля. Им оказался Амир Шамарфи Бей, тайный советник Эмира Хосейна, пропавший безвести.