Сердце ангела - Людмила Бояджиева (1998)

— Не грусти, девочка. Ничего не изменилось. — Он даже слегка подмигнул и улыбнулся. — Ничего.

… Ощущение пустоты парализовало Флавина, когда проснувшаяся Вита произнесла свой приговор — она отреклась от этой ночи. Жизнь стала пресной, ненужной. Волнения, надежды, клокочущая радость, вдохновлявшая фантазию, удесятирявшая силы, — все разом исчезло, будто на сцене вырубили свет.

Однажды Крис уже пережил подобное. Умерла Ханна, ему исполнилось двадцать пять и все ещё только начиналось, но он чувствовал себя столетним старцем, утратившим всякий интерес к окружающему.

Вкус жизни восстанавливался медленно. Он механически занялся подготовкой аттракциона, который задумывал вместе с ней, и постепенно увлекся. Флавин возвратился к реальности другим — ожесточившимся и одиноким. Больше он никого не подпускал к своему сердцу, оставаясь свободным, недосягаемым. Чем ярче разгоралась слава Флавина, тем сильнее тянулись к нему женщины — наивные малышки, опытные дамы, шлюхи и настоящие леди. Но никто не сумел привязать к себе Мага. Белокожие и шоколадные, откровенно-дерзкие и высокомерные, застенчивые и безудержно-смелые, они нравились ему в разнообразии и необременительной мимолетности.

Тридцатилетний Флавин мог со всем основанием утверждать, что в отношениях с женщинами любых мастей и сексуальных запросов для него не осталось тайн. Так продолжалось до встречи с Витой. В ту весну совершавшего пробежку по пустынному пляжу мужчину никак нельзя было отнести к категории сексуально-озабоченных, пылких южан. Абра заняла пустующее место постоянной подружки Флавина. Она стала его партнершей и героиней цикла «Восточных сказок», неистощимой в фантазиях любовницей и сумела оттеснить соперниц и целиком завладеть телом мага.

От девушки, бегущей по кромке волны, повеяло совсем иным. Словно пес, взявший след дичи, Флавин следовал за ней, добиваясь не физической близости, а чего-то большего, как воздух, ему необходимого.

Вита одарила его своей дружбой, и Крис вздохнул с облегчением, возрождаясь к новой жизни. В бескрайной вселенной волшебных превращений взошло солнце — появился эталон прекрасного, реальное воплощение манившего Флавина чуда. Как же он не понял, что так долго блуждал в темноте? Вита стала его музой, его вдохновением, путеводным огнем, влекущим в неведомое. Но божество не спускается с пьедестала, и Флавин соблюдал дистанцию. Подобно мотыльку, он кружил над костром, ловко избегая пламени.

«Виталия — идол, неприкосновенная, неземная… Да, она принадлежит другому, и лучше поджарить себя, чем вожделеть в ней женщину!» — Твердил он себе, заставляя держаться подальше. — «Но ты хитрил, парень, урезонивая себя этой чепухой. Ты просто боялся, что Мечта окажется мраморной статуей, ты боялся, что затоскуешь в её объятиях о горячих прелестях Абры… Идиот, мальчишка, первый раз познавший Женщину», — думал Флавин, неотрывно глядя на уснувшую в старомодной кровати Виту.

То, что случилось с ним в эту ночь, приобрело значение высшего таинства и подлинной эстетической ценности. Объятия стали актом сотворения — сотворения Любви. Вита сама сделала первый шаг и, о Боже, сколь желанной оказалась она!

Чувства Флавина невероятно обострились. Его пальцы ощущали нежность её кожи, ток горячей крови, слаженные движения мышц. Казалось, он знал, что происходит в каждой клетке её тела. Ее дыхание, удары её сердца, её восторг и нега переливались в Криса. Две капли живой плоти слились в одну — они обрели единство.

Растворяясь в блаженстве физической близости, Крис видел все как бы со стороны, с высоты воспарившего духа. Их слияние было совершенно и изощренно, как виртуозный танец. Для него не было пределов ни во времени, ни в пространстве. Ничто не могло ограничить эту любовь. Она росла, охватывая то, что было, будет и есть, то, что таило в себе бытие и могла создать лишь фантазия. Сжимая в объятиях Виту, Крис растворялся в бесконечной, только им двоим принадлежавшей Вселенной…