Полтора килограмма - Наталья Никитина (2016)

аристократизмом, другие поражали буйством оттенков махровых соцветий, третьи напоминали

фантастические игольчатые кораллы Большого Барьерного рифа из фильмов Кусто.

За ними расположился ковер из белых, оранжевых и розовых доротеантусов. Их мелкие листья от

обилия желез сверкали на солнце, будто осыпанные мельчайшими бриллиантами. С ними соседствовали

иберисы, плотные зонтичные соцветия которых напоминали морскую пену разнообразной окраски —

белой, сиреневой, розовой, пурпурной.

Кэрол без устали выражала свой восторг. Наконец, мы остановились возле моих любимых роз.

Я задумчиво прикоснулся кончиками пальцев к бутону алой розы и процитировал Омара Хайяма:

«Утром лица тюльпанов покрыты росой, и фиалки, намокнув, не блещут красой. Мне по сердцу еще не

расцветшая роза, чуть заметно подол приподнявшая свой».

– Кэрол, у вас есть любимый цветок?

– Мне нравятся лилии.

– Согласно древней легенде, лилия выросла из слез Евы, покидающей рай и оплакивающей свою

безмятежную жизнь, которая осталась в прошлом. Этот цветок олицетворяет собой чистоту и непорочность

райской жизни, – блеснул своими познаниями я.

Вскоре к нам присоединился Марк. Мы, словно старые приятели, обменялись дружеским

рукопожатием. После непродолжительных споров мы определились с местом съемки и удобно устроились

среди расправивших солнечные лучики лепестков гербер, граничивших с алым шелком волнующих

тюльпанов.

Прозвучала уже ставшая привычной команда оператора:

– Камера! Мотор!

– Мистер Харт, хочу признаться: это самое красивое и жизнерадостное место, в котором мне

доводилось работать, – с улыбкой начала интервью журналистка. – Для тех, кто нас смотрит, поясню, что

мы находимся в цветочной оранжерее, принадлежащей Дэну Харту. Итак, чем вы занимались после

окончания колледжа?

– Еще мальчишкой я с замиранием сердца слушал рассказы о Нью-Йорке, где на Уолл-стрит

вершились судьбы людей. Кому-то везло: он утром просыпался бедным, а вечером засыпал уже богатым; а

кто-то, наоборот, мог пустить себе пулю в лоб после неудачного дня. Мне всегда нравилось работать с

цифрами, но профессия бухгалтера ничем не прельщала. Я оставил работу в типографии и устроился на

Стейт-стрит, пятьдесят три, на Бостонскую фондовую биржу. Начинал с самой низкой должности – разносил

документы по кабинетам.

Путь на вершину был долгим. Иногда хотелось всё бросить, чтобы не плестись в колее. Но уйти,

потратив столько лет и набравшись определенного опыта, уже не мог. Слабость мне была не по карману!

Даже по ночам в те годы снилось мерцание котировок, тысячами строк скользивших по экрану компьютера.

Адреналин зашкаливал, сердце трепыхалось, не исключено, что именно там я и нанес ему непоправимый

урон ежедневными стрессами. С остервенением я читал финансовые журналы, строя предположения, какая

же из компаний следующей окажется на вершине успеха. И ликовал, когда мои предположения сбывались.

К концу дня с покрасневшими глазами я, словно на крыльях, летел домой, приободренный своими

победами, или волочил ноги, ругая себя за допущенные промахи.

42

Долгие восемь лет я жил по этому сценарию. Секрет заключается в том, что в начале семидесятых

мой мозг работал наравне с компьютерной программой. Я уже говорил, что имею способность без особых

усилий запоминать ряд многозначных чисел, а если к этому добавить незаурядные аналитические

способности и интуицию, то получается, что я практически молниеносно реагировал на малейшее

изменение цены на акции, принимая решение о купле или продаже. После ряда блестящих сделок мною

заинтересовались. Так я стал известнейшим биржевым маклером Бостона. Меня неоднократно приглашали