Сороковые... Роковые - Надежда Михайловна (2016)

Судили гада аж два дня, дотошно разбирая все его преступления. Как плевался дед Ефим, когда выплыли документы погибшего на том холме солдатика. Оказалось, пока они, горестно причитая, собирали убитых в одно место, Еремец обыскал и спрятал документы самого старшего из них по возрасту, на всякий случай. Случай получился в сорок третьем, но уехать, как он ни пытался, в Закарпатье не удалось, застряли на Украине, возле Харькова, и привлек внимание к себе по несоответствию в возрасте. Посля приговора — расстрел, деревенские единодушно пожелали такой же справедливости сынку Краузе — Фридриху, не предполагая, что их дружное пожелание исполнится в сорок пятом.

Бабы пластались в поле, пришел с госпиталя ешче один сильно поранетый фронтовик — сын Артемовны, едва передвигающийся на костылях. Опять баба Марья старалась подлечить его:

— Пей сынок, энто хоть горькия трава, но помогаеть, пей — раз живой до матки добрался, значить, ешче поскрипишь, эх, Самуила нема, от бы хто помог!!

Артемовна пришла до Василя, продиктовала письмо для Самуила, просила совета, як лучшее подмогнуть сынку поранетому. И их чудо-доктор откликнулся, подробно расписал для Марьи и Пелагеи все, чем можно было помочь солдату, сетовал, что он далеко. А Артемовне неожиданно повезло — Леший решил сходить проверить транспорт ребят, и в старенькой машине Ивана нашел завалявшуюся между сиденьями упаковку таблеток в коробочке — прочитал аннотацию, понял, что это тоже сильное сейчас лекарство для Семена, — «Оксициллин», называется.

Вытащил чудную упаковку — желтые, какие-то узенькие футлярчики, повертел, увидел, что их можно открыть — откуда ему знать, что эти капсулы можно просто глотать — осторожно высыпал на ладонь порошок и возликовал.

— О, совсем хорошо!!

Принес три порошка, велел пить через день — мало ли, и на самом деле, немного полегчало Семену.

А Варя и мужики собирались ехать в Березовку, как они все волновались, первым делом наделали фотографий с Вариной флешки для деревенских, накупили всякой всячины из еды Игорь и Сергей, понимая, что кто-то должен остаться после них, не зная, кто и сколько, просто голову сломали:

— Варь, как думаешь, если я вот такую шаль привезу? Не Степушке, так кому из потомков?

— Конечно, Игорь, бери.

Собрались ехать целой колонной — Варя с Данькой, Игорь с бабулей, Сергей с Толиком и его женой, Ищенко с Людмилой, Иван с Костиком, и там тоже собралась жена Ивана и мать Кости. Ищенко взял машину сына — его ласточка за семьдесят лет давным-давно сгнила там. Выехать решили рано утром, чтобы попасть в деревню часам к десяти, наверняка, митинг будет.

Сидели восьмого мая у Бярезовке, возле небольшого обелиска, установленного погибшим сельчанам ещё в те далекие пятидесятые годы, два деда. Один шустрый, невысокий, то вскакивал, то опять садился на лавочку, второй — высокий худой дед, преклонного возраста, поставив перед собой палочку, оперся руками на неё и задумчиво глядел на открывающийся с бугра вид на деревню.

— Ай молодцы вы с Василем, что тогда сирень-то насажали везде.

— А сколь уже народу предлагало переименовать Бярезровку у Сиреневку? — откликнулся Гриня. — Василь жа обешчал мамушке, што насадит яё многа. А и красиво як, кагда она цвятеть!!

Памятник сельчане тогда решили поставить на том самом бугре, где в сорок первом погибли артиллеристы, при наступлении в сорок третьем артиллерия наша хорошо перекопала этот бугор, но все равно он немного возвышался над деревней. Много воды утекло с тех пор, но помнили крепко и рассказывали сельчане, пережившие оккупацию, своим подрастаюшчим детям и внукам подробности той жизни.