Сороковые... Роковые - Надежда Михайловна (2016)

Не дождался этого, наступившего — две четырнадцатого года, Леший — Лавр Ефимович, он ушел враз, — не болел, не жаловался никогда, успел порадоваться на Матвеюшкиных дочек — двух. Одну назвали Варей, и долгожданного сыночка — Лавра Матвеевича, а вот правнука своего — уже не дождался. Присел на лавочку отдохнуть и все… И было тогда Лавру девяносто два годка. Гриня, Василь и Панас очень тяжело пережили эту потерю, сроднились за столь долгое время накрепко. А у Матвеевой Варюньки родился сынок — вылитый прадед, и передумали называть Иваном — назвали Лавром. Матвейка, как пришел с войны — жил у Бряньске, работал после войны на заводе, там и оженился, но отца не забывал никогда. Леший подолгу гостил у них, а ещё чаще внуки бывали у него.

В пятьдесят лет тихо угасла Пелагея, Полюшка, так до конца жизни и не узнавшая правду о муже. Детки её выросли, в деревне уже и подзабыли, что Андрей не её сын — ну двойнята и двойнята. Мальчишки росли смышлеными, смала помогали мамке как могли, отслужили армию вместе, потом Андрей поступил учиться — оказалась у него способность к иностранным языкам, особенно легко давался ему немецкий, вот и отучился на переводчика. Братья никогда не ссорились, стояли горой друг за друга. Сергей был, правда, более хулиганистый и резкий, Андрей его наоборот уравновешивал, была в нем черточка, ненавистная маме Поле, но об этом знали только Леш, Гриня, Панас и верная подруга Стеша — уж очень педантичным был её Андрюха. Сергей остался в деревне, стала сильно прибаливать их мать, закончил заочно институт и, похоронив мать, перебрался поближе к брату в Подмосковье. И вот тут-то приехала в деревню какая-то модная бабенка, разыскивающая крошечного месячного ребенка, по случайности оставленного в деревне.

Деревенские дружно пожимали плечами — никто не помнил такога. Но нашлась «добрая душа» — проболтался за бутылку один, пришлый пьянчужка, живший одно время с Ивановной, да выгнала она его, помучившись.

Прилетела мадам к Стешке, ну а Степушка никогда за словом в карман не лезла — за пару минут осадила.

— Ты, стервь, ешче какие-то права качать уздумала? А кагда месячного ребенка у мусор кинула, отчаго ж не думала про няго? А знаешь ли ты, что полдеревни хотели его прибить?

— Ты где, сука, была, кагда ён рос, болел, кагда ты яму необходима была? — С порога добавила столетняя подружка Стешки — Марфа Лисова. — Уезжай уже по добру, по здорову! Мы жа помним, як ты у Радневе ходила с хвашистами под ручку, хочешь самосуда?

— Я… я за свое давно заплатила! — сдулась мадам, то есть Милка, — я… тогда… не знала, что Эрих его оставил умирать, сама была с температурой, плохо помню.

— Ой, не звезди, а то у нас температуры не бываеть? И мы вона скольких не бросаем? — у Марфы посля войны народилось ещё трое деток. Она только посмеивалась, когда бабы ахали, увидев её очередной живот:

— Лешай же сказал, рожать надо много, а мне, вишь, Сафрон сразу, як заявилси, сказал: — Мать, будем сынов рожать, надо!!

И действительно, все три раза она родила мальчишек, на радость мужу. Подросшие старшие нянчились и возились с ними, а мальчишки, подрастая, очень трепетно относились к своему, ставшему болеть — сказались раны, батьку.

Марфа наступала на Милку:

— Ишь ты, сыночка она ишчет? Как посмела выговорить — сыночек? Сыночек твой у тот же день и помер, як ты его бросила, нема тут никаких… Як она яго обозвала-то, Стеш?

— Эдвин!

— Пошла ты, Милка, отседа, это твое счастье — Полюшки уже нету у живых, а то гнала она тебя поганой мятлой по дяревне.

Милка, вся пунцовая, выскочила из хаты и тут же уехала с каким-то мужиком на «Волге».

— Ишь ты, заявилася, сука подлая!!

А вечером бабы, собравшись, просто вытолкали продажную шкуру из деревни:

— Не уйдешь по-хорошему, найдуть в Викешкином овраге!!

Написали письмо Сяргею, штоб упредил Андрюху — мало ли, доберется до них, штоб были готовы. Андрей даже заморачиваться не стал: