Сороковые... Роковые - Надежда Михайловна (2016)

— А так намного лучше, легче и проще!! Алексеич, Вы… ты как, не против?

— Здесь-да!

— О вот и Иван, с разведки вернулся. Чё скажешь?.

Иван как-то грустно улыбнулся:

— Ничего конкретного, везде лес. И ни одного следа присутствия человека. Одно точно — это средняя полоса, но леса — или Мещера, которые далеко тянутся, или знаменитые Брянские. Может, я и ошибаюсь, может Подмосковье, только вот сомнения у меня, уж больно девственно чистый лес — нигде ни единого пакета от чипсов, ни пачек от сигарет, ни пластиковых бутылок.

Мужики приуныли, потом заспорили, а Иван полез в багажник «Жигуленка», повозился там среди каких-то железяк и вытащил помятый, закопченный котелок.

— Варя, если честно, жрать хочется — нестерпимо, может, что-то сваришь?

— Да, только на вас, проглотов, два раза придется варить.

— А откуда ты знаешь, что мы проглоты? Я вон на салатах сижу, худею, — хитренько посмеиваясь, спросил Ищенко.

Варя мысленно отметила, что её друган порозовел — у мужика частенько скакало давление, к тому же среди всех остальных мужчин, он оказался самым старшим, и она естественно переживала за него, тяжко он приходил в себя, ох, тяжко.

— Николаич, а то у меня своих мужиков нет, чай, аж три было. Сыны, особенно перед армией, это ваще страсть была — каждые три часа у плиты стояла.

— У меня вот, рыбка есть, карасики, я на озерке посидел с утра… хотел дома ущицу заварганить, да вот, не свезло, как говорит, младшенький.

И все удрученно притихли, подумав, как сейчас сходят с ума их близкие, наверняка ищут и плачут. Телефоны, бывшие у всех без исключения, не ловили связь, позвонить или СМС отправить не было возможности.

Тяжело вздохнув, Варя начала готовить, Иван — вот, что значит, бывалый человек, нашел неподалеку былинки дикого чеснока, какую-то травку-приправку, и поплыл на вечерней поляной запах рыбный.

Поев, мужики опять начали спорить, прикидывать, куда их занесло и как побыстрее выбраться и рвануть домой. Попили травяного чаю, и начали укладываться, как сказал Сергей — решили, чтобы не путаться Ищенко звать Николаичем, а Мошкова просто — Сергей.

— Надо переспать с этой проблемой, да и утро вечера всегда мудренее!!

Игорь, Ищенко и Иван, и Толя — молчаливый такой товарищ, нарубили маленьким топориком, (у Ивана в багажнике был — хозяйственный, однако, мужик) еловых лап, наложили их повыше и улеглись, Сергей и Костик, и Варя соответственно — в машинах.

А в Березовке, как немного обдуло и начали подсыхать дороги, собрались Гриня с Василем к своему любимому Волчку и деду Лешу. Особенно волновался Василь, с неделю как потеплело, он написал на маленьком кусочке картона:

— Волчок? Леш? — и каждый день показывал её Ефимовне и Стеше.

Ефимовна пошла до коменданта, взяла у него давно заготовленную стараниями Лешего и подписанную Фридрихом Краузе и шефом местного гестапо, Кляйнмихелем бумагу, разрешающую братьям беспрепятственно проходить через все посты.

Кляйнмихель ещё и посмеялся:

— Эти киндеры, что, твои протеже?

— Нет, помнишь охоту на кабана?

— Как такое забудешь, азарт, адреналин — чисто мужское занятие, а какой там егерь, богатырь.

— Так эти киндеры его крестники.

— Ну, тогда конечно.

И брели неспешно по дороге два худеньких, замурзанных пацаненка. На каждом посту их останавливали, Гриня доставал заветную бумагу, проверяющие относились по-разному: кто-то смеялся, говоря, что они важные птицы, раз сам шеф гестапо им выдал такое разрешение, кто-то начинал звонить, уточняя, правда ли, а на последнем посту пожилой немец как-то жалостливо долго глядел на них. Пробормотал что-то себе под нос, отправил молодого, настырного солдата, бывшего вместе с ним в будку — как раз резко зазвенел телефон, а сам, отойдя к шлагбауму и встав так, чтобы его не видно было из окна, сунул Грине завернутую в промасленную бумагу какую-то еду. «Ферфлюхт криг!! Шнеллер, киндер!»