— Дед, а Панас твой, он как? Не протреплется, молодой ведь.

— Я в него верю, парнишка много чего видевший и с детства умеющий молчать, кремень.

— А мальчишки?

— Василь у нас пока молчит, наверное, до Самуила — если останется живым наш старый доктор, или какое потрясение опять, тьфу-тьфу, не случится. А Гринька — это Никодимушка, друг мой старинный, у этого никогда не поймешь, где правда, а где привирает. Вот Родя — батька ихний, тот мужик прямой, сдается мне, и Василь такой же будет в него. Гринька же… «тут ничаго путняга не добьёсси», да и кто поверит полуголодному пацану? Посчитают за его фантазии.

Нагрузившись как мулы, пошли в «вотчину» Лешего. Дойдя до болота, пошли гуськом, шаг в шаг за Лешим, тяжелее всех идти было Игорю, его приличный вес доставлял немало проблем, он постоянно сквозь зубы чертыхался и проваливался почти по колено.

— Блин, плакали мои новенькие ботинки.

— Я тебе лапоточки сплету, — прогудел Леший. — Так, тут постойте. А то ребятишки напряглись, я пойду их обрадую.

Минут через десять Леший шумнул:

— Идите сюда!

Возле непроходимых зарослей какого-то кустарника, это сейчас — а летом, тем более разрастающегося, стояли двое молодых мужчин. Один пониже, худой, в чем душа держится, бледненький, а второй совсем ещё пацан, они настороженно и внимательно смотрели на подходящую компанию.

Ситуацию разрядил Игорь:

— Чё вы такие строгие, как не родные, давай знакомиться, меня Игорь зовут! — Он протянул свою лапищу и осторожно пожал руку худому.

Тот ответно пожав представился:

— Младший лейтенант Красной Армии Серебров… Иван.

Второй же кратко сказал:

— Матвей!

Варя тут же захлопотала:

— Ох, какая у меня теперь большая семья, котел нужен для супа.

— Есть, есть, котел — с царских времен ещё имеется. Матюш, ты Варе поможешь? — Да, конечно! — тут же отозвался Матвей.

Пока готовили, разговорились. Матвей остался без матери в двенадцать лет, она просто не вернулась с работы. Мальчишка как раз в это время гостил на каникулах у стародавнего друга отца — никогда не виданного Матвеем. Вот он-то и сумел отправить пацана аж в Архангельскую дальнюю деревню, где Матвей под чужой фамилией и жил, так и в армию пошел Ивановым, хотя по матери он — Селивёрстов, а по отцу и не знает.

— Если суждено живым остаться, то после войны, опять же, если жив тот стародавний друг отца, постараюсь все таки узнать все про свои корни.

— «И вот как сказать этому мальчику, что правду он если и узнает, то только в ох как далекие семи-восьмидесятые, а то и позже? Господи, сколько ещё таких вот Матвеюшек лягут в землю, пока до этого проклятого Берлина дойдут?» — Варя тяжело вздохнула.

— Варвара, извините, а Вы что, недавно болели?

— С чего ты взял?

— Да прическа у Вас… как бы это сказать… непривычная. Женщины до войны все больше с кудрями ходили, всякими валиками волосы закалывали, а у Вас, как у мальчишки.

— «Н-даа, вот так и прокалываются наши агенты в Европах-Америках на мелочах: то ложку в чашке оставят, то спички ломают… Слава Всевышнему, что я не из шпиёнов!» — подумала Варя, а вслух сказала:

— Да понимаешь, длинные волосы у женщины — это всегда проблема, особенно сейчас. Мыть, сушить, кудри завивать — тем более, да и скитаясь, можно и вшей приобрести, опять же за волосы никто ухватить не сможет, если что. Вот и упросила парикмахера перед этой… хмм… командировкой подстричь покороче.

— «Видел бы ты, мальчик, современные прически… когда девчонки стригутся ассиметрично, одна половина выбрита, а на другой волосы глаз закрывают, а ребята ходят чуть ли не с косами.»

— О, супец наш уварился, давай-ка на стол накрывать!

Матвей засмеялся:

— Вы прямо как в дворянском доме жили.

— Чего нет, того нет, не довелось! — посмеялась вместе с ним Варя.