Сороковые... Роковые - Надежда Михайловна (2016)

— Пригодятся!

Иван же с первых дней дотошно расспрашивал Сереброва про первые дни войны, про всякие мелкие нюансы. Иван, который Серебров, его с легкой руки Игоря стали звать Иван-маленький, хмурился и нехотя отвечал. Больше всего угнетало всех отступающих отсутствие прикрытия с воздуха.

— Знаешь, к такому не привыкнешь, обидно, нет наших красных соколов… Вон, перед войной как парад, так наши самолеты, соколы-орлы… как пели-то: «От тайги до Британских морей Красная армия всех сильней!» Оказалось же… Так жутко, когда ты лежишь кверху воронкой, прикрыв голову руками и понимаешь, что ты полностью беззащитен, а эти суки… кто-нибудь из молодых не выдерживает вскакивает, бежит очумелый, а по нему очередями… Эх!! А страшнее всего в глаза женщин, детей и стариков смотреть, как вот объяснить, почему мы отступаем? Кто виноват, что ни патронов, ни горючего… Мне вот двадцать два, а внутри наверное семьдесят за этот почти год сравнялось. Ты не думай, я немного оклемаюсь и буду пробираться к нашим.

— Знаешь, Вань, — помолчав, проговорил Иван, — лучше ты партизан ищи, наши все равно вернутся. А с особистами проблем меньше будет, партизанил ты, и все вокруг подтвердят, а из окружения когда выходишь, сколько проверок, да и какой особист будет. Попадется скотина, и штрафбат, а там почти так же, голый энтузиазм-мат — ранили, значит снимается судимость, убили, тоже неплохо, домой напишут — пал смертью храбрых.

— Ты откуда знаешь?

Иван чуть не ляпнул, что в книгах и фильмах об этом много чего пишут и показывают, но вовремя прикусил язык.

— Да, встречался недавно вот с одним таким окруженцем, в госпитале.

А вечером тихонько спросил Варю про штрафбаты.

— Точно не помню, но летом сорок второго они были, в сорок первом точно нет.

— Значит, я поперек батьки в пекло полез, да ладно, будем надеяться, Ванюшка позабудет про даты. Вот ведь ситуация, вроде все свои, а постоянно себя окорачивать приходится, как бы лишнего не сказануть.

&nbs Варя с Николаичем отвели Лешего в сторонку:

— Извините, извини, Леший, но вот нам неприятно тебя так называть, кличка какая-то, может, человеческое имя скажешь?

Тот помолчал, что-то прикидывая, а потом махнул рукой:

— Да кому вы, пришлые, можете меня заложить, да и нет пока здесь ушлых ГПУ-НКВДешников, не наблюдается… Лавр Ефимович Лаврицкий я.

— Ух ты — круто Лавр Лаврицкий! — восхитилась Варя.

— У нас в семье испокон веков у мужчин два имени — Лавр и Ефим. Мне вот выпало Лавром уродиться. А сынок, видишь ли, Матвеем назван, не знал я того, что сын у меня в восемнадцатом народился! Помыслить не мог, а то б непременно Ефимушко был, ну да теперь поздно что-то менять.

— Значит так, завтра отметим Победу, — Леший опять истово перекрестился, — а десятого дойду я с мальцами в райцентр и до Березовки, посмотрю, что и как, да словечко нужное кой где оброню.

— Лавр, я вот подумала, у меня с собой прилично таблеток-мазей набрано, кой чего свои лекарства, кой чего купила для родственников — просили. У ребят в машинах есть обязательные медаптечки, лекарства более сильного действия, имей в виду, мало ли чего. А Ване Сереброву антибиотик немного надо попить, чтобы кашель его дикий прошел, ты уж как-то поясни, типа новая разработка медиков, пока засекреченная и только диверсионным отрядам и выдается.

Ох, Ефимыч, врать приходится как сивым меринам, и все пользы для, не запутаться бы, — вздохнул Ищенко.

— Варюш, а мазь у тебя какая-то заживляющая имеется? У Матвеюшки-то рана плохо затягивается, я все примочки делаю из трав, да как-то не очень…

— Да есть!

— Значит, я его в баньку, вчера протопленную отправлю, а потом ты его посмотри, а?

— В баньку мы, наверное, все не против, после вашего болота-то, да и пацанят погреть не мешает.

— Хорошо, малость подтопим.

— Леший! Хорош Варвару охмурять! — заорал Игорь. — Ты мне лапти обещал, в ботинках хлюпает!