Сороковые... Роковые - Надежда Михайловна (2016)

— Что такое прикольно?

— Ну, смешно, любопытно.

— Вот, таких словечках и засыплешься ты, Игорек, — проворчал Сергей.

— А меня туда не пустють, рожей не вышел, блин. Эх, а я бы поглядел на этих вояк.

— Эти вояки пока что, на коне, пол Европы под ними, а у нас ещё Сталинград впереди, — проговорила Варя.

— А что Царицын-Сталинград? — заинтересовался Леший.

— Если совсем коротко, то все лето наши будут отступать, допятятся до Сталинграда, а там упрутся, город разрушен будет до основания, Волга будет гореть от горючего, но к концу года начнут гады получать по зубам, итальяшек под орех разделают наши, к новому году вся шестая армия под командованием Паулюса, вроде, фельдмаршал он? Да, точно, — попадет в окружение, в январе сорок третьего сдастся в плен, и в Германии будет трехдневный траур. И станет эта Сталинградская битва началом конца фашистов, потихоньку-помаленьку начнут наши зубы им выбивать, летом, в июле будет Курская битва, вот там окончательно станет ясно, что будет им… — Варя замялась, подбирая слова. — Большой трындец! — дополнил Игорь.

Леший, Ваня-младший, Матвей и пацанята слушали их, затаив дыхание, как какую-то чудесную сказку…

— Господи, дожить бы до сорок пятого, до Победы! — Как-то торжественно сказал Леший. — Вот я-кадровый офицер царской армии, много чего видевший в эту дурацкую революцию, волею судьбы оставшийся здесь, не уехавший в эмиграцию, хотя была возможность, живущий здесь под неусыпным надзором гпу-шников, сильно не любящий коммуняк, и как нормальный русский человек, мечтающий сейчас только об одном, чтобы как можно больше уничтожить этих завоевателей, третий рейх или как там ещё! Сидели бы в своем Дойчлянде, сколько горя и крови на их совести… Слушаю вас, и душа распрямляется, опять повторюсь — велик русский народ! Неважно, кто ты по национальности: грек, татарин, калмык, казах, самоед, осетин — все мы Русские, и нет такой силы, способной сломать нас! Ещё Федор Тютчев больше семидесяти лет назад сказал: «Умом Россию не понять! Аршином общим не измерить! У ней особенная стать, в Россию можно только верить!»

Утром ушел Леший с ребятишками, а оставшиеся мужики сноровисто стали обустраиваться: рубили отмеченные ещё с осени хозяйственным Лешим погибшие деревья, аккуратно обрубали сучки, укладывали в штабеля стволы и стволики-работа кипела. Ивана-маленького, как слабого, определили Варе в помощь, а он и рад был помочь женщине, которая дала ему одну чудную таблетку — капсулой называется, и мучивший его всю зиму жуткий кашель заметно ослаб. Варя улыбнулась радостно, сказав, что пара-тройка этих капсул поставит его на ноги.

А Леший с ребятишками, надевшими сверху на необычные костюмчики свое рванье, неспешно шагали в Раднево. Леший переносил через большие лужи своих пострелят, частенько присаживался отдохнуть, видя как упрямый Василь идет из последних сил, но на руки к нему категорически отказывается. На постах их долго не задерживали. Почти все немцы знали, что этот громогласный Берг-манн (Человек — гора) люччий фройнд герра Краузе и его сына, а страшный Кляйнмихель его уважительно величает — Гроссёгер.

Вот и добрались до Раднево часам к пяти. Оставив ребятишек возле пустынного в этот час базара, мальчишки присели на пустой прилавок и нахохлились, как два воробья, а Леший пообещав, что он быстро, пошел доложить Кляйнмихелю, что для охоты все готово, «„чтоб Вы, гады утопли в болоте!“» А из стоящего неподалеку дома районного полицая и стародавнего знакомца вывалился пьяный и злой Бунчук.