Сороковые... Роковые - Надежда Михайловна (2016)

А немец-жердяй, который Герберт, просто сидел и молча смотрел на неё. Руди, увидев этот взгляд мальчика, как-то быстро собрался покурить и поговорить с давним приятелем часовым, порадовавшись, что сегодня в охране именно Вилли, с ним можно было поговорить за фатерлянд, про житейские дела.

Руди ушел, Варя прихлебывала чай. Герби молча подвинул ей галету, погладив мимолетно по руке, Варя кивнула и взяла галету, откусив, запила чаем и поперхнулась от резкого вопроса Герби:

— Так кто Ви такая все-таки, Варья? — и произнес он это на приличном русском языке.

ГЛАВА 10

Варя кашляла до слез, а Герби, пользуясь моментом, мгновенно оказался рядом, похлопал по спине, да так и осталась его рука на Вариных плечах.

— Пожалел? — едва отдышавшись, спросила она.

— Вас? — не понял Герби.

— Вас, вас — ананас!

— Что? Варум ананас?

— Да для рифмы это я. Пожалел своих долбанных галет, вот я и подавилась, у нас такая примета есть, когда человеку жалко, другой обязательно подавится!

— Найн, нет, я не есть жалел.

— А скажи-ка мне, мил друг, зачем ты придурялся, что совсем не понимаешь русского языка?

Варья, я вперед спросил, — как маленький ответил Герби, а рука так невзначай сползла к Варе на талию уже.

— Что ты хочешь узнать?

— Алес!

— Ну, алес не получится, жизнь моя не маленькая, рассказывать долго, да и зачем? Сегодня мы вот рядом сидим, и чья-то нахальная ручка меня упорно наглаживает, а завтра… — она тяжело вздохнула, — завтра может быть всякое. Завтра ты, может, меня в гестапо, — она передернулась, — потащишь секреты мои выпытывать.

Найн, не потащиш, найн.

— Хотелось бы поверить. Одно могу твердо сказать — я не шпионка, не разведчица, меня абсолютно не интересуют ваши дебильные секреты, да и шпионов что у вас, что у нас хватает и без меня. Я не коммунистка, да и нету сейчас уже их, но не в том суть. А твое знание языка откуда?

— Ты мне совсем ничего не сказат.

— Герби, я как могу тебе доказать недоказуемое?

— Гут! Язык знаю от моего фройнда — Пауля Краузе, по вашему — Пашьки.

— А-а-а, это который младшенький?

— Мы с ним много фройнд давно, он учил меня русски, я его дойч, никто, даже Руди и мой дядя, который мне за фатер, не знают про мой знание, только Пауль.

— Значицца, знаешь, как я тебя… навеличиваю.

— Я, я — сукостой, сухар, жердяй, гамбургский сарделька, варум сарделька, не понять?

— Ну, вы же любите сосиски-сардельки с кислой капустой и пиво, вон даже Октоберфест… проводите, — Варя озадачилась:

— Блин, а может этот Октобер только после войны случился?

— О, Варья, ты знаешь Октоберфест? Удивлен!

— Наслышана, говорили знающие люди.

Сосед Влад, побывав там, с месяц делился впечатлениями о фестивале.

— Варюха, обожрался ихних колбасок и пивка попил… офигенно!

— Пузо твое, смотрю, тоже офигенно прибавилось.

— Молчи, соседка, буду теперь худеть. Бегать не могу, может, в качалку похожу.

— «Эх, соседушка, знал бы ты, в какой Октобер я попала…» — вздохнула про себя Варя.

А потом подумав, решилась, ведь даже если не поверит, все равно, вывод только один — у меня крыша уехала.

— Герби, я не из дурдома, а то, что скажу — истинная правда.

— Вас есть дурдом?

— Сумасшедшие там живут.

Варя поднялась, сходила в свою комнату, покопалась там и положила перед немцем малиновую книжечку. Герби взял её в руки и удивленно уставился на вытисненные золотой краской слова и герб. — Вас ист дас?

— Ананас! Смотри сам!

Герби прочитал:

— Российская Федератион, а герб… Варум герб не сьерп и молот, а?

— Потому! Смотри дальше!

Он открыл и замер, медленно-медленно, по буквам прочитал раз, другой, пролистал, поизучал все записи, чуть ли не обнюхал каждую страницу.

— Их ферштее нихт, — растерянно произнес он.