По осколкам разбитого сердца - Татьяна Солдатова (2019)

— Да, Стас, у тебя был старший брат… А у меня сын от женщины, которую я очень любил, но потерял из-за своей дурости. У вас с ним разница где-то полгода.

— Он, что… все-таки умер? — тихо, словно боясь, спросил Фил.

— Да, он умер, — вместо Анатолия Александровича, на вопрос ответила я. — Остановка сердца. У него была врожденная патология. Мама не распространялась на эту тему, а я была тогда слишком маленькой, чтобы разбираться в медицинских терминах… Степы не стало. Он не дожил до своего двухмесячного юбилея несколько дней.

— Несколько дней… — повторил безжизненным голосом Филатов-старший. — Я же узнал о рождении сына в день его смерти… Именно поэтому так "убивались" мои родители. Им сообщили о его смерти.

— А как они узнали о рождении ребенка? — пытался прояснить для себя некоторые моменты Стас. — Мария же тебе не сказала о своей беременности или я что-то не понял?

— Ни мне, ни моим родителям Маша не сказала. Галина Васильевна поделилась этой новостью с моей матерью. Родители очень хорошо общались и после нашего с ней разрыва. Машу увезли в роддом, а ее мать прибежала к нам просить помочь купить билеты в Томск, тогда и рассказала, наверное, на эмоциях. Раньше-то не было интернета, покупали билеты в кассах. Очереди, толкучка — это полбеды, билетов могло просто не быть. У нас была дальняя родственница, работавшая в аэропорту. Ей позвонили, объяснили ситуацию, она помогла, чем смогла.

— Пап, почему тогда тебе не сказали сразу, если знали?

— Галина Васильевна просила их не говорить, хотя бы пока Машу с ребенком не переведут из реанимации… Но не сложилось.

— Их держали в реанимации два месяца?

— Стас, я не знаю! Да и какая уже разница, сколько они там находились. Теперь никого из них нет рядом с нами… Я бы все отдал, чтобы Машенька и Степа жили, пусть даже не со мной. Знать, что они есть и хотя бы изредка иметь возможность их увидеть, это дорого стоит…

В комнате повисла гнетущая тишина. Мы сидели раздавленные каждый своим открытием. Я мельком посмотрела на Стаса, машинально отметив, что это уже его третья сигарета. Он даже не замечал, как едва заканчивая одну, сразу брал следующую.

— Милый, может, не стоит ТАК курить?

Стас поднял на меня непонимающий взгляд, как бы спрашивая: "А что не так?".

— Ты куришь без остановки. Тебя настолько угнетает тема разговора? — и придвинулась к нему, нежно обняв.

— И да, и нет. Меня просто убивает ситуация в целом, — затушив окурок, Стас прижал меня к себе сильнее и, зарывшись рукой в волосы, поцеловал в висок. Прикосновение было очень нежным, словно крылья бабочки. Помолчал немного, и не глядя на отца, спросил: — Ты ездил его на похороны?

— Что за вопрос, Стас? Конечно, ездил. И я, и мои родители… Маша на кладбище была словно тень, да и потом, собственно тоже. Она не замечала ничего и никого вокруг. Смотрела, но сквозь людей. Позже узнал, что ей кололи успокоительное… лошадиными дозами. После похорон и поминок ближе к вечеру, приехал к ним на квартиру, но в дверь позвонить так и не решился. Простоял час на лестничной клетке и ушел… Всю ночь просидел возле их подъезда на лавочке, а утром Николай вышел и попросил оставить уже его жену в покое, и дать, наконец, возможность им с Машей пережить это горе… А на прощание, протянул несколько фотографий и ушел не оглядываясь… Тогда я почувствовал себя чужим человеком для Маши. Свое горе мне переживать было не с кем.

Анатолий Александрович полез во внутренний карман пиджака и достал конверт. Бережно, я бы даже сказала, что почти любовно, с благоговейным трепетом открыл его и аккуратно достал склеенные пожелтевшие снимки. Молча раскладывал их на столе перед нами.