По осколкам - Настасья Карпинская (2018)

− Даже так? Ни грамма ревности… Хотя оно и понятно. Краснова таких, как Инга, ест на завтрак, – на её реплику никак не реагирую, продолжаю наблюдать за Аней, отпивая воду из бокала. – Не боишься, Никольский, что эта пиранья и тебя сожрет с потрохами?

− Виктория, мы с Анной только нежно облизываем друг друга. Сказать в каких местах или сама догадаешься? – наблюдаю, как девушка поперхнулась шампанским после моих слов. Радуясь произведенному эффекту, отхожу, направляясь к Анне.

Подойдя к их компании, по-хозяйски приобнимаю Аню за талию, что не остается незамеченным.

− Добрый вечер, господин Никольский, – Остапенко первый протягивает руку для приветствия.

− Добрый вечер, Аристарх Геннадиевич, рад вас видеть! – следом здороваюсь с Зельским, который лишь молча подает руку для рукопожатия.

− Анна Вячеславовна, я могу пригласить вас на танец?! – обращаюсь к Красновой, не дожидаясь ответа, ставлю её бокал на ближайший столик и веду в сторону танцующих.

− Никольский, ты ошалел, что ли? Я, может быть, не танцую.

− Со мной танцуешь.

− Какой ты наглец беспардонный.

− Это один из моих главных плюсов.

− Ошибаешься, это твой большой минус.

− Эти два похотливых старикашки весь ваш разговор пялились на твоё декольте. Считай, я тебя спас.

− Пусть смотрят, мне не жалко. Я привыкла к таким взглядам.

− Вдруг бы они рискнули затащить тебя в постель?

− Им ничего не светит в этом плане, как и всем остальным тут собравшимся. Я предпочитаю секс с незнакомцами, – немного удивляюсь её признанию.

− И с чем же связан такой выбор?

− С тем, Максим Игнатьевич, что ни одному нормальному мужчине не приглянется женщина, которая во время секса или после него, начнет выпадать из реальности и истошно вопить, – сопоставляю сказанное ею и то, что мне известно: о её панических атаках и их происхождении.

− Это началось после случившегося? – спрашиваю уже серьезным тоном. Непринужденная атмосфера разговора теряется, и я даже не делаю попытки её вернуть. Мне хочется знать о ней всё.

− Можно и так сказать, – мелодия заканчивается, и мы отходим в сторону.

− Тебе не страшно, вот так заниматься этим по клубам?

− Мне уже ничего не страшно, Никольский. Что такого мне может сделать случайный мужик, через что я не прошла? – Аня берёт с подноса бокал с шампанским. − Изнасиловать? Так уже не страшно. Мне не семнадцать лет, и я давно не девственница, стараниями твоего брата, кстати. Избить? Так тоже было. И курсы самообороны никто не отменял.

Аня замечает мой взволнованный и озадаченный взгляд.

− Не стоит бояться за меня, Никольский, я справляюсь. Это тогда было страшно, в семнадцать лет. Когда ты девочка-ромашка, верно ждёшь своего любимого из армии, а тебя насилуют в подворотне. А потом доброжелатели рассказывают твоему парню, что ты спишь со всеми наркоманами двора. И всё летит к чертям. Вот тогда было страшно и больно. Меня за всю жизнь пальцем не тронули, несмотря на то, что мать пила. Когда тебя вдруг избивают трое мужиков, это страшно. Когда умирает единственный человек, который тебе помог, а потом и беспутная мать, и ты остаешься одна вот всём мире. Когда в восемнадцать лет без копейки в кармане и образования ты узнаешь, что беременна от насильника, вот это страшно, Никольский, а не левый пьяный мужик в клубе.

Анна произносит всю свою исповедь так спокойно. Медленно отпивает шампанское из своего бокала с ледяным спокойствием, удерживая маску полного контроля и превосходства, что я поражаюсь её силе. Там, в доме и в своей квартире, она казалась сломленной маленькой девочкой, хрупкой и беззащитной. Я уверен, что внутри она до сих пор такая. Но лишь потому, что до сих пор не осознала, насколько она стала сильной.

***

− Ань, может домой? – Никольский словно считывает мои мысли. Ноги нестерпимо гудят от высоких каблуков, и я уже около часа мечтаю уйти с этого собрания толстосумов.