Город грехов - Катерина Траум

— Всегда, Бен, — улыбнулась она, поднимаясь с табурета. Привычным, скорее традиционным для себя жестом поправила несуществующие складки на мягкой атласной розовой юбке. Её образ сладкой девочки был до смешного прост, и даже играть особо было не нужно. А уж свою партию, которую исполнила уже раз тридцать на звукозаписи, знала на корочке подсознания. Но легкие мурашки все же прокатились между лопаток и Бекки, успокаивая себя, прокрутила на запястье браслет.

— Может, все-таки снимешь? — неуверенно предложил шоумен, — Он совершенно не вписывается…

— Никогда, — решительно отвергла Ребекка, вздергивая подбородок. И не потому, что хотела показать нрав. А просто не могла выйти на публику после столь долгого перерыва без своего талисмана. Ей казалось, что эта золотая змейка охраняет невидимым куполом от любых плохих мыслей. Хоть так Заккари всегда с ней.

Баттон безнадежно вздохнул и посторонился, пропуская ее в коридор. Пререкаться с этой девушкой он не хотел совершенно — слишком большие ставки делала студия на ее голосок и светлые кудряшки.

***

Every night I rush to my bed/

Каждую ночь я спешу к моей кровати

With hopes that maybe I'll get a chance to see you when I close my eyes/

В надежде, что, может быть, я получу шанс увидеть вас, когда закрываю глаза

Ребекка была шокирована количеством народа. Зал полон, и на нее смотрят десятки и десятки пар глаз. Молодые и пожилые, черные и белые, в костюмах и свитерах с подтяжками, в платьях до пола и в простых сарафанах. Музыка не делала различий, как и исполнительница на сцене, ощутившая легкую волну паники на первых нотах. Но голос креп с каждой пойманной улыбкой, каждым словом, пропитанным ее тоской по нему. Песня была медленной и чувственной, она не предполагала танцев, чему Бекки была лишь рада. Только сжатая руками в коротких белых перчатках стойка микрофона и мелодия, на которой можно качаться, будто на волнах своей памяти. О смольных кудрях под шляпой. О протянутых ей шести патронах, один из которых так и стал крохотным напоминанием в дамской сумочке. О шрамах на плечах, которые так быстро появилась привычка целовать. О всем, что видела каждую ночь во сне: сильные руки с аристократичными запястьями и пронзительные зеленые глаза с ободком охры у самой радужки…

Моргнула, на короткое мгновение дрогнули связки. Но тут же взяла себя в руки, продолжая смотреть прямо перед собой, в первый ряд зрителей. Видимо, совсем помутнел рассудок от одиночества — в черноволосом парне с букетом белых лилий на коленях видится он.

Sweet dream or a beautiful nightmare/

Сладкий сон или красивый кошмар,

Somebody pinch me, your loves toо good to be true/

Кто-то ущипните меня, твоя любовь слишком хороша, чтобы быть правдой

Но нет, прошла долгая минута, а наваждение не исчезало. Самый верный поклонник всегда на своем месте, чтобы не произошло. Сердце стучало все чаще, когда Бекки позволила себе поверить, что это не мираж. Еще крепче стиснула стойку, буквально рухнув в тот вечер, когда он впервые вышел из тени просто потому, что единственный услышал, как сильно простужена артистка. Голова закружилась, а колени стали ватными, глупая улыбка расцветала на лице. Тут же вернувшаяся с лихвой, безмерно удивившая. Даже больше, чем само его присутствие, от которого хотелось спрыгнуть со сцены прямо в любимые руки.

Заккари улыбался. Впервые в жизни без груза на плечах. Только для нее, своей девочки-радуги, сияющей сейчас счастьем и нетерпением. Больше ничто не тянуло к земле, ничто не тащило его делать то, что не желает душа. Она трепетала распахнутыми в полную силу крыльями от непрерывного зрительного контакта, который уже невозможно разорвать. Ребекка пела для него — всегда — и он это знал.