Ошибка, которую я совершила - Пола Дейли

— О твоем отце, — напомнила я.

— О, да, — сказал он, и его лицо снова стало задумчивым.

— Как он пережил потерю внука?

— Лучше, чем родители Хелены.

— Хелена твоя жена?

Он кивнула:

— Была.

— Ты поддерживаешь с ними связь? С родителями Хелены?

— Звоню раз в две недели, просто, чтобы проверить их. Хелена не знает. Она все еще лечится, поэтому за ней присматривают. Я пытался помочь, но, в конце концов, она сама не захотела, чтобы я был рядом.

— Она винит тебя?

— Она винит себя. Она не виновата, но это не имеет значения. Она винит себя, и, в конце концов, я не совсем понимаю, что с нами случилось. Я не знал, что делать, а она не хотела меня видеть, поэтому ее родители попросили меня переехать. Хотя переезд — это было последнее средство. Я говорю людям, что не хочу быть среди тех, кто знает о несчастном случае, но все не так. Просто моя жена больше не выносит меня. Я старался сделать, как лучше для нее, но ничего не получилось.

Я кивнула.

На самом деле, мне нечего было сказать. С Генри случилось самое страшное, после чего его брак распался. Не было слов утешения.

— Спасибо, что спросила об Эллиоте, — тихо сказал он.

— Нам всем нужно говорить о наших детях.

— Большинство людей, даже друзья, считают, что я не хочу разговаривать. На самом деле, я хочу, только не знаю, как.

Я заколебалась, не зная, что ответить.

— Я не эксперт, — сказала я. — Но по моему опыту, люди, пережившие потерю, хотят говорить. Кажется, это не причиняет боль, а приносит некоторое утешение.

Он сцепил пальцы и кивнул.

Я сказала:

— Жаль, что ты не видишь себя, когда говоришь о нем. Ты становишься другим человеком. Твое лицо сияет.

— Прямо таки сияет?

— Ага, — сказала я. — Именно сияет.

Мальчики постепенно приближались к нашей стороне поля. Я взглянула на женщину с малышом, которая уже ждала их в боевой стойке.

— У меня было ощущение, что в четверг вечером я сказал что-то не то, — заметил Генри. — Я думал, что рассердил тебя, и ты больше не захочешь со мной говорить. Но мне очень хотелось позвонить.

— Ты меня не разозлил.

— Нет? — Он явно сомневался.

— Последние несколько недель были довольно тяжелыми. Наверное, я просто устала.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он.

— Спасибо, но уже все хорошо.

Он хотел что-то еще сказать, но передумал. Может быть, решил, что я пока не готова делиться своими проблемами.

— Думаю, меня именно поэтому потянуло к тебе, — сказал он через мгновение и взял меня за руку. — Помнишь, как мы встретились?

— Во время страховой оценки? — удивилась я.

Он улыбнулся:

— Я медленно схожусь с людьми, — сказал он. — Но я почти сразу понял, что ты не будешь пытаться исправить меня. У тебя были свои проблемы, но ты приняла их и строила свою жизнь заново. И ты не задавала дурацкие вопросы, как я себя чувствую и все такое… Мне это понравилось.

Я улыбнулась ему:

— И как же ты себя чувствуешь, Генри?

— На самом деле, не так уж и плохо.

***

Мы проводили Олли домой и пошли ко мне. Джордж больше нес мяч в руках, чем вел его по тротуару.

Винс оставил в холодильнике бутылку белого португальского, я открыла ее и налила два бокала. Генри выпил и пошел в сад погонять мяч вместе с Джорджем.

Я смотрела на них через открытое окно.

Генри быстро и легко сошелся с моим мальчиком. Он не пытался понравиться и не собирался производить впечатление. Он был естественным и беззаботным. Примерно через минуту Генри взял мяч и сказал Джорджу:

— Может, займемся чем-нибудь другим?

И Джордж кивнул. Генри признался, что тоже не очень любит футбол, и я видела, как мой сын застенчиво улыбнулся в ответ.

Затем они плечом к плечу сидели на заднем крыльце, и я на секунду увидела, какой может быть наша жизнь.

Я увидела проблеск надежды.