Поспорь на меня - Вера Эн

— Не могу ответить тебе тем же, — огрызнулась она и тайком вдохнула, овладевая собой. — Надеялась, что ты поймешь это по телефону, но, очевидно, придется объяснять лично.

Однако Бессонова даже не смутилась.

— Объясни, сделай милость! — заявила она. — Я за этим, собственно, и прилетела. Потратила единственный выходной. И меньше всего хочу слушать твои агрессивные высказывания и видеть твою постную физиономию!

Катя нахмурилась: Бессонова была в своем репертуаре. Вот только Катю с недавних пор перестало это забавлять.

— Не смотри и не слушай, — жестко посоветовала она. — Я тебя, если помнишь, в гости не приглашала.

— Не помню! — резко ответила Сонька. — Помню, что зазывала, а потом вдруг пропала: на звонки не отвечаешь, и вообще телефон все время вне зоны доступа. Я с другого пробовала звонить — ан нет, та же история. Ну, думаю, неспроста все это! А вдруг с Катюхой беда какая приключилась, а я ни сном ни духом? Ну я на первый самолет, а потом на такси через весь город! А все почему? Потому что я хорошая подруга. В отличие от…

— Хорошие парней не уводят! — отрезала Катя, не выдержав всего этого фарса. Сонька почти застыдила, почти! Но перестаралась. Катя не знала, какую цель она преследовала своим приездом, но молчать больше не собиралась. Даже на ноги встала, чтобы быть с Сонькой наравне. И прожгла взглядом теперь ее.

— Вот ни фига себе! — даже оторопела Бессонова. — И кого это я у тебя увела, позволь полюбопытствовать? На память только тот придурок из седьмого класса приходит, но он вроде как уже не считается…

— Давыдов тоже не считается? — выдохнула Катя, чувствуя, как больно застучало в груди сердце. А ведь обещала себе забыть. Ни черта не умела держать обещания.

— Давыдов? — переспросила Сонька и, прищурившись, обошла Катю кругом. Катя терпела. Наверное, стоило бы вытолкать Бессонову за дверь и пригрозить вызвать полицию, если она еще хоть раз переступит порог ее дома, но Катя хотела услышать ответ. Глупо, мазохистски — но хотела. Может, хоть так получится его отпустить. И смириться. — Ох ты ж, голуба, вот уж чего я никак не ждала! — наконец продолжила Сонька, и в голосе ее не было и тени раскаяния и вины. — И когда ж это я у тебя Давыдова уводила — напомни, если не сложно! А то вдруг я что-то пропустила.

Пожалуй, это был худший ответ из всех возможных. Катя приняла бы правду или ложь, но только не вот это кокетливое виляние. В нем Бессонова тоже была мастером.

А Катя — полным профаном.

— Уходи, Соня! — с горечью выговорила она и опустилась обратно на кресло. Отвернулась к окну. — Уходи, пожалуйста, я не могу тебя видеть! Возвращайся к Давыдову, скажи, что я дарю его тебе и не буду преследовать за предательство. Будьте счастливы. Только меня больше не трогайте! Меня для вас отныне не существует!

В комнате повисла тишина, и слышно было, как за окнами поют птицы. Счастливые, для них началась настоящая весна, у них впереди любовь, тепло, целая новая жизнь. Они могут радоваться.

Катя забыла, что это такое.

— Катька, ты рехнулась, — неожиданно с какой-то жалостью, но без единой насмешливой ноты произнесла Сонька и обняла ее за плечи. — Что ты опять себе напридумывала? Каких мелодрам пересмотрела?

Катю передернуло. Она скинула Сонькины руки и, снова вскочив, обернулась к ней. Гнев так и рвался наружу, и Катя наконец перестала его сдерживать.

— Я пересмотрела мелодрам? — выкрикнула она, не заботясь о том, что ее могут услышать родители. — Я напридумывала? А ваши с Давыдовым признания в любви мне, вероятно, тоже послышались? И твое приглашение его в Питер на политех? И его обещание не сопротивляться? И его восхищение твоей проницательностью и твоей чуткостью? Ты очень чутка, Бессонова, просто феноменально! Так прояви ее, наконец, услышь меня и исчезни из моей квартиры и моей жизни! Ну! Я жду! Или мне уйти самой?